Скотт Карни - Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек

Но антрополог Мелинда Купер отмечает, что комиссия слишком много внимания уделила согласию и слишком мало – практически систематической эксплуатации людей, навсегда оставшихся жертвами медицинского обмана. Какими бы ни были условия контракта, подопытным, по ее словам, «нечего было продавать, кроме себя самих» [36] Melinda Cooper, “Experimental Labour,” 16. .

На более глубинном уровне клинические исследования в Хэнане показывают, что подопытные не имеют никакой выгоды от фармацевтических экспериментов. В разработке лекарств они становятся неравноправными партнерами, никогда не получают ни рыночной цены за свое участие в исследовании, ни доступа к патентованному лекарству после его разрешения.

Если бы новое лекарство, разработанное в Хэнане, получило разрешение и вышло на рынок, крайне маловероятно, что оно появилось бы в Китае при жизни этих пациентов. Как и в случаях с почками, яйцеклетками и остальными органами с красных рынков, плоть подопытных кроликов может продвигаться по социальной иерархии только вверх. Большинство выгод, которые фармацевтические компании получают от вывода клинических исследований за рубеж, никогда не поступают обратно в общество.

Бедные и обездоленные рискуют при тестировании лекарств, а плоды пожинают богатые и влиятельные. Согласно исследованию 2006 года, проведенному Ernst and Young, всего 10 % населения Китая – те, кто застрахован, – вообще могут приобрести патентованные препараты [37] Впрочем, ситуация несколько облегчается из-за удивительных особенностей мира международной торговли, поскольку китайское правительство обычно игнорирует требования ВТО и часто позволяет местным фармацевтическим компаниям выпускать собственные версии зарубежных препаратов, нарушающие патентное право. .

При оценке человеческих тел налицо двойные стандарты. Во время исследования его участники – добровольцы-альтруисты, помогающие развитию науки. После него их вклад моментально забывается, и участники не получают ни финансовой прибыли от нового патентованного лекарства, ни возможности получить новое лечение. Хотя они подвергают риску свое здоровье в процессе исследования, компании, зарабатывающие миллиарды на продаже лекарств, отказываются признавать, что для создания препарата нужна не абстрактная плоть, а души и тела реальных людей.

В репродуктивной клинике на Кипре Саввас Кундурос, эмбриолог щегольской наружности, машет рукой в воздухе, словно бы отметая все мои вопросы еще до их произнесения. Да, он занимается работой с яйцеклетками, но репродуктивная медицина – это не только производство детей. Понизив голос, хриплый от сигаретного дыма, он сам хватает мой блокнот и начинает делать записи.

«Самое важное – это стволовые клетки. Скоро я разработаю новый процесс создания эмбриональных стволовых клеток без всяких яйцеклеток». Он раз за разом поднимает палец в воздух, объясняя, что разрабатывает методику получения эмбриональных стволовых клеток из других тканей. Однажды, говорит он, науке удастся обойти законодательный запрет на изучение эмбриональных стволовых клеток в США, из-за чего американским ученым приходится довольствоваться незначительным количеством генетического материала, собранного еще до запрета исследований президентом Джорджем Бушем-младшим. Нехватка нового материала стала одним из главных камней преткновения. Президент Обама отменил закон в 2009 году, но препятствий в работе еще достаточно – это и постановления федеральных судов, и протесты религиозных активистов.

Десятилетиями исследования в области эмбриональных стволовых клеток остаются полем боя между проницательными и передовыми учеными, которые считают стволовые клетки строительными кирпичиками исключительно полезной новой области медицины, и религиозными группами, которые в принципе против исследований эмбрионов, так как это отнимает потенциальную человеческую жизнь. Но пока разрушение эмбрионов – единственный способ разработать новые линии стволовых клеток.

Однако Кундурос утверждает, что его лаборатория сможет обойти религиозные возражения и вообще не разрушать эмбрионы. Он просто вырастит клетки из костного мозга или кожной ткани, – скользкий политический вопрос получит технологическое решение.

Он с восторгом говорит, что после этого медицина вступит в новую эпоху. Возможно, эти новые достижения позволят лабораториям заново выращивать целые органы, восстанавливать поврежденные ткани, а может быть, и продлевать жизни навсегда. Потенциал просто бесконечен.

Мой блокнот наполняется пересекающимися линиями и кругами, которые символизируют яйцеклетки, участки ДНК и безграничный потенциал оздоровления, заложенный в наших организмах. Чтобы отобрать у Кундуроса, наконец, бумагу и найти какое-то место для собственных заметок, требуется время и терпение. Но довольно скоро и я перестаю водить ручкой по странице и откладываю ее в сторону. Не его вина, но я не могу разделить его энтузиазм в этом вопросе. Похожую историю я слышал уже десятки раз. Стволовым клеткам, возможно, и принадлежит будущее, но барьеры на пути медицинских прорывов в этой области далеко не только законодательные. На грани научной революции мы находимся уже несколько десятков лет. Чуть ли не каждые несколько месяцев какой-нибудь ученый предсказывает, что в ближайшем будущем мы, как саламандры, будем восстанавливать утраченные конечности. Или в журнале появляется новость о том, что какая-то лаборатория вот-вот совершит прорыв, который позволит нам выращивать в биореакторах новые, генетически совершенные органы; или компьютерные технологии со временем позволят нам загружать содержимое нашего мозга на жесткий диск, чтобы продолжать реальное существование в виртуальном пространстве. Впрочем, уже существуют компании, предлагающие услугу криозаморозки, так что мы можем дождаться успехов регенеративной медицины, которые разрешат проблему смерти. Однако со стволовыми клетками мы чаще всего связываем надежды на новое будущее медицины.

Мир впервые услышал о стволовых клетках в 1963 году, когда Эрнест Армстронг Маккаллох и Джеймс Тилл, два цитолога из Торонто, доказали, что эти клетки способны трансформироваться в любую другую клетку организма. Эти так называемые плюрипотентные стволовые клетки могли стать ключом к лечению или замене любой поврежденной ткани в теле человека. Прошло уже более поколения, а мы все еще терпеливо ждем, когда же наш организм станет возобновляемым ресурсом. Стволовые клетки и регенеративная медицина могут позволить нам отделить свое внутреннее «я», которое я уже назвал в этой книге душою, от плоти, с помощью которой мы существуем в мире. Мы больше не будем связаны с теми телами, в которых родились. Бессмертие достижимо.