Скотт Карни - Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек

С точки зрения покупателя бизнес по пересадке органов в США напоминает знаменитую бизнес-модель компании Gillette, которая задешево продавала бритвенные станки, но снабжала их дорогими лезвиями. То же происходит и в торговле почками. Купить почку нельзя, но пересадка сертифицированной почки от донора может стоить до полумиллиона долларов.

Как и в любой экономической системе, бесплатное сырье – это лишь повод для поиска новых способов его применения. В США мы обычно не ставим под сомнение тот факт, что спрос на органы для пересадки неизменен и связан с абсолютным количеством чрезвычайных ситуаций – например, случаев почечной недостаточности. Наличие пятилетнего листа ожидания, кажется, должно подтверждать тот факт, что спрос на органы значительно превышает предложение. Но это, возможно, не так.

За сорок лет Объединенная сеть по распределению донорских органов существенно увеличила доступный пул органов трупов, однако все еще не справляется со спросом. Более того, лист ожидания растет. Как только становится доступно больше органов, врачи добавляют в списки на трансплантацию новых пациентов, которым изначально пересадка не была показана. Технологии пересадки и результаты постоянно улучшаются, а хирурги обнаруживают, что донорский материал может помочь все большему числу людей. Лист ожидания пересадки маскирует тот факт, что спрос на органы не фиксирован. Его длина – функция от общего числа доступных органов. Спрос есть функция от предложения. Радует, впрочем, то, что жизни многих людей таким образом удается продлить. Однако безграничный потенциал для расширения подразумевает, что нужно не только учитывать возможные выгоды от использования донорских органов, но и понимать, что система сбора органов может свестись к принуждению в крупных масштабах.

Проведем аналогию. Судя по всему, спрос на нефтепродукты в мире практически безграничен. Инновации, связанные с использованием энергии углеводородов, привели к беспрецедентному росту экономических, технологических и общественных благ. Благодаря автомобилям уменьшились расстояния, ночью у нас светло, а зимой тепло. Однако это не означает, что дальнейшее бурение и сжигание всех углеводородов на планете – лучшее, что может придумать человечество.

Второй недостаток модели Титмусса состоит в том, что она не учитывает базовых стандартов приватности в медицине. Хотя власти могут отследить по записям конкретного донора, какой-либо общественный контроль невозможен. Никто из тех, кто не имеет отношения к больнице, не сможет определить личность того донора крови, чей вклад спас человеческую жизнь. Кровь отделена от сдавшего ее человека, помечена штрихкодом и перелита в герметично запечатанный пластиковый пакет. Мы покупаем не часть человека, а определенный объем крови. Логика здесь заключается в том, что прямой контакт между донором и реципиентом ставит под угрозу всю систему и может даже разубедить людей в том, что нужно сдавать кровь.

Реципиент чувствует себя обязанным не конкретному донору, а всей системе сбора крови и в особенности врачу, предоставившему эту услугу. Человек, которому пересадили почку – хоть от живого донора, хоть от трупа, – редко знает, чей орган ему достался. Хотя анонимность призвана защищать интересы донора, она часто затемняет цепочку поставок. Реципиенты покупают органы, не задумываясь о том, каким способом они были добыты. Эта приватность – последний шаг, превращающий человеческую плоть в обычный товар.

Невозможность установить источник сырья – плохая идея для каждого рынка. Мы никогда не позволили бы нефтяной компании скрывать расположение своих вышек или не разглашать экологическую политику. А когда с буровой вышки миллионы баррелей нефти утекают в океан, мы требуем ответа. Прозрачность лежит в основе безопасности капитализма.

С точки зрения криминальных элементов, нынешняя система сбора органов идеальна для самой безжалостной и неограниченной эксплуатации. Современные законы запрещают платить за органы, и, хотя компании могут инвестировать миллионы в инфраструктуру для трансплантации, как нефтяные гиганты инвестируют в буровые вышки, себестоимость сырья в сфере трансплантации часто близка к нулю. А требования сохранения приватности не позволяют отследить путь, которым тела и органы попали на рынок. Анонимность подразумевает, что покупатели органов могут смело приобретать человеческую плоть, не беспокоясь об источнике ее происхождения. Никто не будет задавать вопросов. Структура донорства снимает все возражения, скрывая цепочку поставок за этическим занавесом. Принципы анонимности и добровольности привели к тому, что посредники, извлекающие основной доход, контролируют всю цепочку, а купить орган не сложнее, чем выписать чек.

Эта книга – отчасти попытка исследования того, что не так с нынешней системой сбора органов и тел. Современные красные рынки – самые крупные, вездесущие и доходные за всю историю. Через сорок лет после выхода книги Титмусса глобализация бесконечно ускорила рост масштаба и сложности этих рынков. Я не собираюсь выдвигать огульных обвинений или, наоборот, требовать коммерциализации. Мы живем внутри красного рынка. Он не исчезнет от того, что мы просто будем отрицать существование экономики человеческой плоти. Человеческие тела и их части, как бы мы к этому ни относились, продаются тайно и явно в самых уважаемых мировых организациях. Единственный вопрос в том, как это происходит.

В целом я не стремился уделить внимание миллионам сделок на красном рынке, которые осуществляются каждый день. Нет сомнений, что без технологий трансплантации, сбора крови и программ усыновления человечеству пришлось бы несладко.

Нет необходимости останавливаться на историях людей, которые живут счастливо благодаря тому, что приобрели что-то на красном рынке. Это история спроса на органы. Значительно важнее понять, как органы попадают на рынок, а не как они используются. Эта книга – исследование экономики красного рынка в части поставок. Без понимания поставок мы никогда не сможем понять, насколько быстро красные рынки могут привести к образованию международных преступных организаций.

Столкновение альтруизма и приватности бьет по тем светлым идеям, которые некогда защищали. Каждый шаг по цепочке поставок красного рынка позволяет превратить людей в мясо. Посредники, которые покупают и продают тела, играют роль мясников. Они видят в живом существе лишь сумму составляющих его органов.

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

С 2006-го по 2009 год я жил в Ченнаи – бурно растущем прибрежном мегаполисе на юге Индии, в нескольких сотнях километров к северу от Шри-Ланки. До того я уже провел несколько лет в Индии, изучая фольклор и языки по университетским программам в пустынном штате Раджастхан и недалеко от Дхарамсалы, где живет в изгнании далай-лама. Я понимал, что хочу остаться еще на несколько лет в Южной Азии, но не до конца был уверен, что хочу стать журналистом. Я только что закончил Висконсинский университет в Мадисоне по курсу антропологии и начал непродолжительную преподавательскую карьеру – учил американских студентов, приехавших на семестр в Индию.