Сара Драй - Воды мира. Как были разгаданы тайны океанов, атмосферы, ледников и климата нашей планеты

В этом отношении его разум был гораздо мудрее сердца. Тиндаль понимал: сила природы в том, что она существует независимо от человеческого ума и души, хотя был при этом всецело убежден, что разум и эмоции являются продуктом природы. Как бы то ни было, собственное сердце было ему неподвластно: он быстро гневался, легко обижался. Живость ума делала его превосходным лектором, живость в движениях – отличным альпинистом, но живость чувств мешала ему в общении с людьми. Склонность к конфликтам превратила его жизнь в череду споров: с религиозными властями – об эффективности молитвы и об отношении к религии в свете космологии, с научным сообществом – о самозарождении жизни, сохранении энергии и, как мы уже знаем, о движении ледников. Неспособность взять под контроль собственную психику и успокоить разум негативно сказывалась и на его личной жизни и здоровье. Страдая бессонницей, он все чаще обращался к лекарствам. Его дневники полны описаний мучительных бессонных ночей, когда он искал облегчения в хлорале, который прописывал ему доктор. Иногда приходилось принимать по две-три дозы, прежде чем его изнуренный ум успокаивался и он погружался в искусственный сон. Один раз жена Тиндаля Луиза по ошибке дала ему лишнюю дозу хлорала. Они оба немедленно поняли, что это значит. «Луиза, ты убила своего Джона», – произнес Тиндаль. Вызванный доктор использовал все доступные в то время способы, чтобы вернуть его к жизни, и даже применил электрический разряд от гальванической батареи, но все было напрасно. Тиндаль скончался вечером 4 декабря 1893 г. в возрасте 72 лет.

Луиза, которой на тот момент было всего 47, никогда себе этого не простила. Следующие 47 лет жизни она посвятила тому, чтобы написать биографию мужа, но, вероятно раздавленная чувством вины, а также объемом материала, так и не сумела осуществить задуманное. Она умерла в 1940 г., когда из поколения Тиндаля уже никого не осталось в живых и его самого мало кто помнил. В конце концов весь собранный Луизой архив вместе с черновыми заметками был передан двоим ученым, которые согласились довести дело до конца. В отличие от его сверстников, после смерти которых потомки или ученики спешили опубликовать традиционные «Биографии и письма» или «Сборники трудов», Тиндаль – у которого не было учеников, осталась лишь убитая горем вдова, – не удостоился подобных посмертных прославлений. Его биография была издана только в 1945 г., но вызвала мало интереса: Тиндаля к тому времени почти забыли, а страна была озабочена куда более важными проблемами восстановления после Второй мировой войны [60] A. S. Eve and C. H. Creasey, Life and Work of John Tyndall (London: Macmillan, 1945). .

Сегодня Тиндаль наконец-то получил заслуженное признание. Его открытия кажутся почти пророческими – первыми проблесками в понимании того, как функционирует глобальная климатическая система и как люди непреднамеренно, но радикально могут вмешиваться в ее работу. Разумеется, при более близком рассмотрении становится очевидно, что подход Тиндаля и его современников сильно отличался от современного. Нас не должно вводить в заблуждение кажущееся сходство предметов его пристального интереса – льда, ледников, водяного пара и тепла – с тем, что заботит нас сейчас. Тиндаль изучал тепло, движимый интересом к недавно открытым законам термодинамики, а вовсе не осознанием нашей планеты как живого организма, все более присущим нам сейчас. Не будет преувеличением сказать, что он смотрел на мир через призму второго закона термодинамики, предрекающего космосу и всему сущему в нем неизбежное ледяное будущее.

Сегодня мы глубоко осознаем взаимосвязь всего и вся на планете, но наше понимание того, что она означает, радикально отличается от понимания Тиндаля. Мы больше не смотрим на мир в свете энтропии. Нас не поражают невообразимо долгие временны́е периоды, которые ушли на создание нашей планеты – и которые простираются далеко в будущее всей Вселенной. Сегодня нас беспокоит другое: стремительное иссякание ресурса, некогда казавшегося бесконечным, – самого времени. Мы чувствуем, как оно уходит, пока человечество спешит понять, что за механизмы лежат в основе формирования земного климата и что мы можем сделать, чтобы предотвратить не ледяное, а жаркое будущее.

Ни Тиндаль, ни кто-либо из его современников не предполагали, что люди смогут перенасытить атмосферу таким мощным поглотителем теплового излучения, как углекислый газ, и это начнет менять климат Земли. При всех прозрениях относительно прошлого и возможного будущего земного климата никто из них не мог представить, что человечество уже начало самый масштабный в истории – и самый судьбоносный – эксперимент в области наук о Земле.

Тиндаля никогда не покидало чувство восхищенного удивления природой, благоговения перед бесконечным величием ее красоты, пронизывающим каждую молекулу с почти сверхъестественной вездесущностью. Его поражало, сколь щедро природа одаряла красотой даже самые отдаленные и труднодоступные уголки Земли, казалось бы и вовсе не предназначенные для человеческих глаз. Вопреки (или же благодаря?) его приверженности сугубо материалистическому видению мироздания, из которого Бог как творец был исключен, Тиндаль хорошо знал, что это такое – переживание чуда, и, как истинный ученый, стремился докопаться до его истоков. Отвергая идею чуда как Божьего дара, он испытывал еще большее изумление от осознания того, что в основе всего лежит движение энергии через материю – движущиеся молекулы – и ничего более.

Он проникновенно писал о замечательной силе человеческого воображения, способного заглянуть за завесу, коей скрывает себя природа, но при этом всегда отдавал должное более могущественной силе самой природы. В декабре 1859 г., добравшись со спутниками до занесенного снегом шале на Мер-де-Глас, Тиндаль обратил внимание на очередное свидетельство того, насколько природа превосходит людей: хотя домик был закрыт, снежинки проникли внутрь сквозь крошечные щели и образовали на одном из окон «ажурную занавеску, целиком состоящую из мелких ледяных кристаллов. Это было похоже на тончайший муслин или газ; изысканность ее изгибов и глубина складок были таковы, что их трудно было бы превзойти, если бы вы захотели намеренно добиться такой драпировки» [61] Tyndall, Glaciers , 205. . Природа, казалось без всякой цели и умысла, творила красоту, которая затмевала величайшие достижения человека. «Объясните это !» – Тиндаль вновь и вновь бросал вызов читателям – и самому себе.