Аллен Эстерсон - В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения [litres]

Второе же предложение из этого абзаца («только после трудных переговоров она [Марич] смогла получить эту меру признания за свой вклад в научные достижения Альберта») необоснованно. Не говоря уж о том, что Марич не имела доступа к основному капиталу нобелевских призовых без согласия Эйнштейна, мы уже отмечали (см. главу 6), что в обширной переписке между общими друзьями Эйнштейнов, которые выступали посредниками при обсуждении условий развода, нигде не упоминается, что Марич в ходе длительных переговоров поднимала вопрос о своем предполагаемом вкладе в научную работу Эйнштейна в качестве условия торгов.

Говоря о бракоразводном соглашении, Милентиевич утверждает, что письма, написанные Эйнштейном Марич осенью 1925 года, являются подтверждением, что та внесла «вклад в научные достижения Эйнштейна раннего периода». Я хочу проанализировать здесь соответствующие фрагменты из пространных переводов этих писем, сделанных Милентиевич, чтобы иметь возможность оценить достоверность ее выводов. В начале соответствующего эпизода она сообщает, что Эйнштейн совершенно неожиданно написал письмо Милеве (26 сентября 1925 года), в котором сообщил, что «составляет черновик завещания» и просит от нее и сыновей «нотариально заверенный документ о том, что по получении нобелевских призовых денег они отказываются от дальнейших притязаний на его имущество, “за исключением конкретно поименованного [мной], что принадлежит сыновьям в моем завещании”». (В пятом томе «Собрания документов» звучит так: «после получения нобелевских призовых денег» вместо «по получении…» – дело в том, что Марич к тому времени уже использовала значительную сумму из них).

Милентиевич пишет, не совсем точно (см. выше), что «по условиям соглашения о разводе нобелевские призовые деньги должны были стать собственностью Милевы, и она считала, что заслужила это по праву». По ее мнению, требование Эйнштейна «вынудило Милеву рассмотреть необходимость задокументировать свой вклад в научные достижения Эйнштейна раннего периода, вероятно, с намерением предать свои притязания публичной огласке». Она продолжает: «Предположительно имея это в виду, она попросила Альберта предоставить копии статей, опубликованных в «Анналах физики», над которыми они работали вместе, и передать их в Цюрих с Гансом Альбертом, который в это время гостил у отца».

Далее Милентиевич комментирует: «Это письмо Милевы к Альберту не сохранилось, но сохранилось подробное ответное письмо Альберта, датированное 24 октября [1925], в котором он, в частности, пишет: “Читая твое письмо, я бы почувствовал себя преступником, если бы не напомнил себе о реальных обстоятельствах”. Если бы она раньше дала Гансу Альберту поручение взять с собой желаемые публикации, Альберт отдал бы их сыну или отправил почтой Милеве. А сейчас, оказывается, больше «не осталось оттисков моих действительно самых значительных работ». А кроме того, “если я пошлю тебе несколько самых важных статей, оттиски которых у меня есть, тебе от них мало толку, ты их все равно не станешь читать”. Затем Альберт напоминает Милеве, что он для нее сделал в прошлом и что делает до сих пор».

В скобках следует заметить, что Милентиевич не точно перевела первую часть последней фразы Эйнштейна. Точный перевод выглядит так: «Если я пошлю тебе менее значительные статьи, оттиски которых у меня есть…» [15] “Wenn ich Dir die weniger bedeutendsten Arbeiten senden, von denen ich Separata habe”. В английском тексте, соответственно, в первом случае « most significant works», во втором – « less significant articles». В немецком оригинале: «менее значительные работы». – Прим. пер. .

Далее Милентиевич пересказывает кое-что из того, что Эйнштейн сделал для Марич, и пишет: «затем Альберт нападает на Милеву, безжалостно даже по его стандартам», приводя соответствующий абзац из письма от 24 октября:

«Ты меня порядком рассмешила угрозой своих воспоминаний. Тебе не приходило в голову хотя бы на секунду, что никто не обратил бы ни малейшего внимания на твой бред, если бы человек, с которым ты имела дело, не сделал, возможно, чего-то значительного? Если человек – пустое место, то больше и сказать нечего, ему следует проявить сдержанность и заткнуться. Советую тебе так и сделать».

Отметив, что после этого выпада тон Эйнштейна становится более примирительным, Милентиевич напоминает о недостатках его характера: «Альберт был исключительно заносчив, эгоистичен и невнимателен к окружающим. Если его спровоцировать, он давал сдачи зло и безжалостно». Тем не менее, продолжает она, «Альберт по-своему заботился о Милеве. Он уважал ее мнение, чувствовал себя комфортно в ее обществе, сурово наказывал, если она перечила ему, оказывал помощь, когда она в ней нуждалась». И далее: «Милева отреагировала на резкие слова Альберта с такой кротостью и пониманием, что это произвело на него успокоительное действие. В письме от 1 ноября Альберт повторил свое требование сделать обязывающее заявление, заверив при этом, что его просьба не содержит никакой враждебности по отношению к ней или детям. Свою предыдущую несдержанность он объяснил следующим образом:

«В твоем последнем письме меня вывела из себя твоя угроза воспоминаниями. Я терпеть не могу широкого обсуждения личных проблем…Впрочем, меня порадовало, что ты решила больше не к этому не возвращаться и написала вполне деликатно и вежливо» (отточие в оригинале).

Теперь можно проанализировать утверждение Милентиевич, сделанное до того, как она привела соответствующие фрагменты из писем Эйнштейна. Она считает, что его требование выдать нотариально заверенное заявление «навело Милеву на мысль подумать о документальном подтверждении ее вклада в научные достижения Эйнштейна раннего периода», и что «предположительно имея это в виду, она запросила оттиски статей, опубликованных в «Анналах физики», над которыми они работали вместе». Совершенно очевидно, что важнейший момент в фразах Милентиевич – намек на причастность Марич к научным достижениям Эйнштейна раннего периода – не более чем тенденциозное предположение с ее стороны. Вставленная в данную фразу мысль, что Марич запрашивает оттиски статей, над которыми она работала вместе с Эйнштейном, создает впечатление фактического утверждения, основанного на достоверной интерпретации слов Эйнштейна. Однако при отсутствии писем Марич к Эйнштейну Милентиевич никак не может знать, что имела в виду Марич и оттиски каких именно статей она просила прислать. (В любом случае, простое владение оттисками каких-то статей Эйнштейна ничего не доказывает).

Из письма Эйнштейна 24 октября 1925 года мы видим, как Марич дала ему понять, что думает о публикации своих мемуаров. Эйнштейн решил воспринять это как угрозу, хотя и написал, что относится «спокойно». В письме от 1 ноября 1925 года он написал, что требование нотариально заверенного заявления не содержит «враждебного отношения к тебе и мальчикам. Я просто не хочу допустить, чтобы моя нынешняя жена и ее дочери скатились в бедность из-за невнимательности с моей стороны». Далее он пишет, что в последнем письме Марич его привела в ярость «угроза мемуаров», и объясняет, что ему «крайне досаждает чушь Московски» – популярного журналиста, в 1920 году опубликовавшего книгу с обширными фрагментами нескольких интервью, которые брал у Эйнштейна. Вполне вероятно также, что грубая реакция Эйнштейна на слова Марич обусловлена не только неприятием широкого обсуждения личных проблем, но и беспокойством, что Милева может осветить некоторые аспекты его не самого идеального поведения, в частности, как он бесчувственно пренебрегал ею из-за полного погружения в новейшие исследования, как периодически выказывал равнодушие к уже проявлявшемуся психическому заболеванию сына Эдуарда, в то время подростка, или его начинавшийся роман (преимущественно по переписке) с кузиной Эльзой Левенталь в 1912 году, когда Альберт еще был женат на Милеве.