Александр Степанов - Очерки поэтики и риторики архитектуры

Печальный парадокс заключался в том, что театр Фарнезе, не имевший равных ни по совершенству оборудования сцены, ни по акустике, ни по красоте зала, ни по вместительности, оказался ненужным из‐за всеобщего распространения «драмы на музыке», идеальной декорацией для которой служили кулисы, впервые примененные именно здесь. Под натиском «драмы на музыке» воинственные игрища даже при дворах феодальных владетелей окончательно и бесповоротно отходили в прошлое. Театр Фарнезе стали использовать лишь эпизодически, во время свадебных торжеств. В 1733 году его и вовсе закрыли. К этому времени в Европе существовали уже десятки театров принципиально другого типа – ярусных (ранговых), прервавших двухтысячелетнюю традицию театров с ареной. Специальный оперный дом построили и в Парме.

Первым ярусным театром в мире был венецианский Сан Кассьяно, открытый в 1637 году. Мне кажется, что в Венеции театр такого типа можно было вывести чисто логически, без гениальных озарений.

Представьте себе, что я, богатый и предприимчивый венецианский патриций, родившийся около 1600 года, вижу, что граждане моего города питают необыкновенное пристрастие к разного рода зрелищам. В любую погоду они готовы, если позволяют дела, с утра до ночи глазеть на представления, которые устраивают под открытым небом акробаты, гимнасты, дрессировщики зверей и птиц, заклинатели змей, канатоходцы, фокусники, кукловоды и прочий ловкий народ. Наибольшее же восхищение вызывают артисты и музыканты, когда они выступают вместе. Мне приходит в голову, что вместительное общедоступное музыкально-зрелищное заведение могло бы быть весьма прибыльным предприятием. Денег у меня достаточно, чтобы купить участок, нанять архитектора и строителей, перестроить на старом фундаменте то, что там стояло, или возвести театр с нуля, найти мастеров-декораторов, а потом отдать предприятие в аренду толковому импресарио. Каким должно быть это заведение, чтобы принести мне не только прибыль, но почет и уважение благодарных сограждан?

Первое требование – оптимальное размещение театра. Чем плотнее населены окружающие кварталы, чем ближе театр к основным трассам движения людей, тем лучше. В этом отношении нет ничего хуже театра Фарнезе. Поэтому забудем аристократический обычай ставить театр непременно при дворце, даже если этот дворец стоит на низком унылом берегу мелководной мутной речки напротив скучного пыльного парка, в котором нет ни души. Уже за то, что зритель добрался до такого замечательного места, не брать с него деньги, а платить ему надо либо давать спектакль бесплатно. Фарнезе так и поступают: публика званая, приезжают в каретах, смотрят турнир даром и разъезжаются по своим палаццо. Итак, вставляем театр в плотно застроенные кварталы, на оживленной улице, впритык к окружающим зданиям. И без затрат на декор фасада, потому что, в отличие от палаццо, доступного лишь немногим и потому своим внешним видом обязанного соответствовать престижу его обитателей, мое заведение не должно вызывать завистливого восхищения прохожих. Они найдут счастье внутри.

Второе требование – оптимальное сочетание компактности и емкости. Земля у нас в Венеции – на вес золота, поэтому чем меньше места займет театр, тем лучше. Отсюда вывод: зрительные места множим стремлением ввысь, а не вширь. Вместо прекрасного ступенчатого театрона Фарнезе наращиваем отвесно поднимающиеся ярусы, как палубы линейного корабля. Охваченный ярусами партер тоже отдаем публике. Высота планшета сцены – около метра, чтобы каждый видел актеров даже из партера.

Третье требование – оптимальное сочетание количества ярусов и доступности того, что происходит на сцене, для глаз и ушей. Может ли быть в театре четырнадцать ярусов, как зрительских рядов у Фарнезе? Пусть среди моих сограждан найдутся атлеты, для которых пройти по лестницам двести ступеней, чтобы потом смотреть на сцену с высоты тридцати метров, будет большим удовольствием. Но много ли найдется таких экстравагантных театралов? Допустим, однако, что тренированным трудность в радость. В награду они услышат на верхнем ярусе разве что пение fortissimo . Но с боковых мест вид на сцену будет, как на палубу из дозорной корзины адмиральского флагмана. От фигур актеров останутся только крохотные головы, плечи и иногда вытянутые руки. Декорацию же лучше и вовсе не видеть под таким углом. Ну а те, кто успеют занять середину верхнего яруса, окажутся еще дальше от сцены. У актеров появились бы лица, торсы и ноги, но каковы эти лица, без подзорной трубы не разглядишь, а слышно их будет хуже, чем с боковых мест. Ясно, что публика не станет платить не только за четырнадцатый ярус, но и за тринадцатый, двенадцатый и даже за десятый. Конечно, большая вместимость – это хорошо, но гнаться только за ней, значит, выбросить на ветер немалую часть денег.

Четвертое требование: надо позаимствовать изобретенный Алеотти портал сцены, но найти при этом оптимальное отношение его высоты к высоте зрительного зала. Если высота четырнадцатиярусного зала составит тридцать с лишним метров, то каков должен быть портал? Даже если вы, заботясь об акустическом совершенстве зала, сделаете портал таким большим, как в пармском театре Фарнезе, высотой в двенадцать метров, то над ним нависнет высоченная глухая стена. Какая-то ее часть скроет устройства для опускания и подъема занавеса и декораций. Но для публики это не утешение: смотреть с тридцатиметровой высоты на сцену даже с таким высоким порталом – все равно, что заглядывать, не нагибаясь, под табуретку. Значит, и в этом отношении четырнадцать ярусов – чересчур много. Сколько же их должно быть? Положим, шесть – между числом граций и числом муз. Тогда, чтобы забраться на верхний ярус, надо преодолеть не двести, а «всего лишь» восемьдесят ступеней. Для нормального человека это тоже трудно. Но пусть уж восемьдесят, если сверху можно будет видеть и слышать нечто вразумительное. Глаза верхних зрителей будут на высоте тринадцати, а не тридцати метров. С крайних боковых мест вид на сцену, по сути, не лучше, чем с тридцати, но слышимость будет отличная. Тем же, кто займут места посередине пятого-четвертого ярусов, не говоря о третьем-втором, актеры будут и видны, и слышны неплохо. Высоту потолка в зале можно взять метров в пятнадцать. Тогда над порталом хватит места для сценической механики. Прихожу к выводу, что каждый ярус выше пятого-шестого принесет публике такие неудобства, которые будут только снижать доходность предприятия.

Пятое требование – оптимальная ширина портала и партера. Учитывая пристрастия сограждан, которых я решил облагодетельствовать, я, конечно, не буду лишать их удовольствия, доставляемого танцевальными номерами. А танец требует места большего, чем вокал. Поэтому пусть ширина портала будет несколько больше высоты. Следовательно, ширина партера на стыке со сценой будет равна метрам пятнадцати. Если я хочу, чтобы за пределами игровой площадки помещалось все необходимое для действия, но недоступное глазам зрителей (кулисы, объемные декорации, места для актеров, ждущих выхода на сцену, осветительные устройства), то необходимо предусмотреть карманы, которые удвоят ширину сцены относительно портала. В моем случае это даст ширину сценической коробки под тридцать метров. Что касается глубины сцены, то сорок метров, как в театре Фарнезе, – слишком много, а одиннадцать, как в римском театре Барберини, недопустимо мало. Достаточно, чтобы глубина сцены составила двадцать метров.