Робин Махержи - Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии [litres]

Диалог в контексте атмосферы, структуры и стилистики

Диалог в той же мере подвержен влиянию вторичных атрибутов, в частности стилистики и атмосферы, как и прочие элементы сценария. Равно как монтаж может быть вальяжным и мечтательным или острым и резким, диалог может быть лиричным, естественным, комичным, тяжеловесным, угрожающим или красивым – хоть и не одновременно. Порой лучший диалог – тот, где нет ни капли изящества. В фильме «Затерянные в Ла-Манче» есть момент, где Терри Гиллиам что есть мочи треплет костюм Дон Кихота, чтобы тот казался более неряшливым. Резкая ломаная речь с заминками и паузами может оказаться куда красноречивее складных куплетов.

Правило тут такое: если работает, значит, работает. Список всего, что можно и нельзя делать, был бы не просто настолько длинным, что его невозможно было бы опубликовать, но и полным исключений и вариаций, которые в конечном счете лишили бы его всякого смысла. Так как же понять, что писать? Ну, вы писатель, так вперед! Пишите. Если сработает, сразу поймете. Если нет, вам быстро скажут, что делать.

Слова

О словах сказано уже много. Последнее, что хотелось бы отметить: у любого слова есть три главных характеристики – звучание, значение и эмоциональная окраска. «Права» и «нарушения» – не самые привлекательные слова. Их можно согласовать по ритму, но особенно с ними не повеселишься, тем более когда перед тобой пустая страница. Они по сути своей невыразительны, бюрократичны и практичны. Они принадлежат тому официальному, бездушному миру, где люди используют друг друга в корыстных целях, где человек как таковой – лишь средство достижения этой цели. Вот почему ответ Бикла настолько неприемлем. В его словах слишком много человеческого, странного, дерзкого, они разрушают чары обыденности. А вот «здоровье?» – практически пощечина.

Впрочем даже у невыразительных слов есть свое звучание, естественная музыкальность, резонирующая с музыкальностью всего произведения. Как мы уже видели в «Двенадцатой ночи», рисуя персонажей, структуру и настроение текста, Шекспир использует звучание и ритм в той же степени, что и прямое значение слов. Я впервые попробовал силы в драматургии, сочинив пьесу в стихах. Я выверил каждое слово на предмет его звукового воздействия, и оказалось, что обед из трех блюд состоял у меня сплошь из шоколада. Мой наставник с BBC заметил, что история ему понравилась, но язык, которым она написана, стал настоящей «пощечиной», и вот это не доставило ему ни малейшего удовольствия. Так что это тоже вопрос художественного мастерства. Создавая напряжение в музыке, вы понимаете, что оно должно то нарастать, то убывать, сбиваться и щекотать нервы. Даже самый прозаичный сценарий, как показал «Таксист», не чужд ни звучанию слов, ни коллективному эффекту, который они производят.

Слова на странице по-своему поражают умы, слова, произнесенные вслух, – по-своему. Хотя письменная речь тоже звучит в голове, она, разумеется, вызывает куда меньше звукового резонанса, чем то, что можно услышать собственными ушами. Так что если хотите потренироваться, проговаривайте реплики героев вслух. Послушайте, как они звучат. Хорошо сказано? Так вообще говорят? Однажды актер отчитал меня за то, что я написал «я по колено провалился, просто проломилась половица», после чего я поклялся всегда проговаривать реплики, которые пишу героям. Просто попробуйте это произнести. Мне казалась, что фраза совершенно нормальная. Но ни один разумный человек так говорить не будет.

Услышав слова, вы почувствуете их ритм, как они ощущаются на языке, как звучат – резко или мягко, текуче или отрывисто. Кроме того, появится чувство меры, вы увидите, какие фразы слишком длинные, какие реплики отнимают много времени и не несут при этом особого смысла. Вы научитесь понимать, как дышит человек, и узнаете, что дыхание во многом определяет речь.

Кратчайший путь к анализу конструкции сценария – понять, как разворачивается действие, кратчайший путь к пониманию персонажа – наблюдать за самим собой. Аналогичным образом, чтобы осознать всю силу диалога, надо понять, как он работает, а значит, разобраться в механизмах собственной речи. Начать можно с того, как говорим мы сами. Как образуются слова? Что за ними скрывается? Как появляются идеи, лежащие в плоскости разума? А в плоскости эмоций? Что происходит на предъязыковом уровне, где рождаются порывы, действует логика, принимаются решения? Быть может, мы не в силах различить подспудный гул, сопровождающий каждый наш шаг, определяющий каждое принятое нами решение – основательное или обыденное, но все же мы в состоянии выявить его природу, характер и логос, учитывая оказываемое им воздействие. Собственно, именно так мы и понимаем героев истории.

Возьмитесь за какое-нибудь рутинное занятие, скажем, заварите чай, сходите погулять или почистите зубы, прислушиваясь к внутреннему монологу. Вы уже определились, что будете делать дальше? Или все еще обдумываете предыдущее действие? Есть ли какие-то шаблоны, знакомые конструкции, повторяющиеся мысли, которые вы большей частью и не замечаете? Имейте в виду: все, что мы говорим сами себе, формирует наше восприятие мира. Насколько наша внутренняя речь является попыткой сориентироваться в окружающей реальности или создать другую, понять которую будет проще? Понаблюдать за собой можно в стрессовых ситуациях, когда на нас давят те или иные обстоятельства, поскольку однажды мы поставим в аналогичное положение своих героев. На что мы полагаемся, чтобы справиться с такой ситуацией? Насколько это помогает? Как мы решаем, что делать? Есть ли какие-то шаблоны, привычная суета, повторяющаяся из раза в раз только потому, что так заведено? К чему это приводит?

Мы вступаем в диалог в стремлении к самовыражению. Как мы уже видели, даже наша машина и одежда – тоже разновидность диалога. Как минимум, подобные вещи обязаны своим происхождением сказанным однажды словам, и неважно, кому те слова были сказаны – другим или самому себе. Однако порой довольно трудно передать свою мысль. Особенно непросто приходится, если мы надеемся кого-то обмануть. Еще сложнее, если мы, как это часто случается, обманываем самих себя. Впрочем, мы рано осваиваем этот навык и, большей частью, неплохо его используем. Драматург должен уметь использовать символы, в которых проявляется логос – лингвистически и не только. Изучайте подсказки, которые мы даем окружающим, и подсказки, которые от них получаем. Используйте их в рамках получения Основы. Момент озарения, когда нечаянный жест или слово позволяют заглянуть в душу другому человеку, может стать той самой искрой возвышенного безумья, которая позволяет собрать Основу.