Грегори Кларк - Муза, где же кружка?

В закрытом обществе, где свирепствовала цензура, где водка, политика, деньги были неразрывно связаны на протяжении нескольких веков, многие писатели весьма неохотно высказывались на тему пьянства. Но Лев Толстой к таковым не относился: возможно, ему придавала храбрости международная известность.

Автор «Войны и мира» (1869) и «Анны Карениной» (1877) считал водку не только отравой, но и прибыльным для самодержавия инструментом угнетения крестьян. В 1887 г. он основал общество трезвости под названием «Согласие против пьянства» [38] Впрочем, отношение Толстого к таким обществам было неоднозначным. Широко известно его высказывание (приводимое по воспоминаниям современников): «Вы создали общество трезвости? Да зачем же собираться, чтобы не пить? У нас как соберутся, так сейчас выпьют». , а в 1890 г. написал ставший знаменитым очерк «Для чего люди одурманиваются?». В нем Толстой отмечал: «Не во вкусе, не в удовольствии, не в развлечении, не в весельи лежит причина всемирного распространения гашиша, опиума, вина, табаку, а только в потребности скрыть от себя указания совести».

Взгляды Чехова трудно назвать однозначными. Он не раз бранил производителей водки (персонажи его произведений объявляют: «Водка есть кровь сатаны»). Двое из четырех братьев писателя были алкоголиками, так что он знал о губительном эффекте водки не понаслышке. Впрочем, Чехов понимал свойственное человеку желание как-то скрасить суровую реальность повседневного существования. Пьяницы в его произведениях показаны с юмором и состраданием.

В ответ на упреки племянницы, что он «опять напился с доктором», заглавный герой пьесы «Дядя Ваня» (1896) замечает: «Когда нет настоящей жизни, то живут миражами».

А один из беспутных персонажей рассказа «В море» (1883) рассуждает так: «Мы пьем много водки, мы развратничаем, потому что не знаем, кому и для чего нужна в море добродетель».

А потом появился Венедикт Ерофеев, несгибаемый водочный энтузиаст, известный своим пристрастием к русскому национальному напитку не меньше, чем своими произведениями. Его трагикомический шедевр «Москва – Петушки» (1969), написанный на заре брежневской эпохи, изображает одного из самых прославленных запойных алкоголиков мировой литературы.

В этой псевдоавтобиографической «поэме в прозе» рассказывается о пропитанном водкой путешествии главного героя (недавно уволенного бригадира монтажников) на электричке из Москвы в Петушки – к любовнице и маленькому сыну. Во время этой фантасмагорической поездки Веничка вступает с попутчиками в философские дискуссии о пьянстве. Проспав свою станцию, он в конце концов пробуждается в электричке, идущей обратно в Москву.

Александр Генис отмечает: «Ерофеев – исследователь метафизики пьянства. Алкоголь у него – концентрат инобытия. Омытый водкой мир рождается заново, и автор зовет нас на крестины. Отсюда – то ощущение полноты и свежести жизни, которое заряжает читателя».

Широко известно стихотворное восклицание Маяковского, этого поэта революции: «Лучше уж от водки умереть, чем от скуки!» Российские и советские вожди не отличались единодушием мнений по поводу национального напитка.

Сегодня каждый третий коктейль в США содержит водку. Но поначалу, когда в 1933 г. отменили сухой закон, ей пришлось нелегко: у американцев уже имелся излюбленный спиртной напиток, не имеющий цвета, но обладающий ярким вкусом и запахом, – джин.

В 1933 г. Владимир Смирнов, сын Петра Смирнова, основателя знаменитого спиртоводочного завода, выдал лицензию на производство водки Smirnoff в США Рудольфу Кунетту. Однако надежды Кунетта не оправдались, и после пяти лет бесплодных усилий он продал бизнес Джону Мартину, президенту компании Heublein Inc., – за $14 000.

Вплоть до 1941 г. уровень продаж оставался невысоким, но затем Мартин познакомился с Джеком Морганом, владельцем голливудского ресторана Cock’n Bull. У Моргана скопились излишки имбирного пива, которые он всё никак не мог сбыть. Вот они и решили объединить усилия, смешав водку с имбирным пивом. Так возник коктейль «Московский мул», мгновенно завоевавший популярность и ставший тем самым импульсом, который требовался для продвижения водки на американском рынке. Бармены внезапно осознали ее колоссальный потенциал в качестве сравнительно нейтрального компонента всевозможных смесей.

В Восточной Европе водку пьют неразбавленной, однако на Западе ее предпочитают смешивать с другими напитками или же включать в состав коктейлей.

Уильям Берроуз, легенда поколения битников, заметил: «Национальный наркотик у нас – алкоголь». Он и сам любил побаловаться водкой с кока-колой: в сознании читателей эта смесь неразрывно связана с его именем.

Вероятно, дольше всего (в историческом смысле) водку смешивают с тоником. Кристофер Ишервуд, автор «Берлинских историй» (1945), где хорошо показано, как пьяная, разнузданная эпоха породила приход Гитлера к власти, остро осознавал, какой непоправимый ущерб выпивка может нанести здоровью. В его дневнике полно записей вроде «Сегодня намерен бросить курить, а также пить водку с тоником».

Поклонником этой смеси был и журналист Пит Хэмилл, завсегдатай таверны Lion’s Head. Здесь он обменивался байками с Маккортом, Хини, Мейлером и другими знаковыми фигурами. В книге «Жизнь пьющая» (1995) Хэмилл пишет: «Думаю, в немногих нью-йоркских барах когда-нибудь собиралась такая блистательная компания газетчиков, живописцев, музыкантов, моряков, бывших коммунистов, а также священников и монахинь, спортсменов, брокеров, политиков, фолк-исполнителей: всех их связывала и уравнивала демократия выпивки». Однако в 1972 г. Хэмилл одумался и решил завязать, опрокинув напоследок водку с тоником.