Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Третье условие оказалось уж совсем неожиданным – выяснилось, что одноклеточные кооператоры не всегда реагируют на изменившиеся условия и продолжают работать «ради общего блага», даже когда вокруг все нормально и разумнее остановиться. Выходит, что они себя истощают больше, чем необходимо. Получается, что чисто кооперативные стратегии не отличаются гибкостью.

Оказывается, эгоисты нужны не популяции, а скорее виду – они залог того, что вид будет развиваться. Эгоисты полезны. Как минимум в микромире. Позже нам предстоит разобраться в том, нужны ли они в обществе.

Все названные условия и парадоксы всего лишь примитивное объяснение сложнейших процессов. Действительность полна еще более впечатляющих парадоксов.

Итак, мы ответили на вопрос, почему не вымерли эгоисты. Они существуют по причине того, что в окружающей среде практически невозможно найти идентичные условия. Но тогда возникает следующий вопрос – почему не вымерли альтруисты? Почему они продолжают существовать? Только в силу защитных механизмов? Или на альтруизм работает еще что-то? Ответ носит название «парадокс Симпсона».

Представьте: в некотором пространстве обитает несколько популяций с разным количеством альтруистов. В одной популяции четверть альтруистов, в другой – половина, в третьей – три четверти (рис. 5). Суммарное количество альтруистов – 50 %. Все три популяции растут, но доля альтруистов в каждой медленно уменьшается. Внимание, парадокс (!) – притом что в каждой популяции доля эгоистов немного увеличилась, суммарная доля их уменьшилась. Теперь их не половина, а, скажем, 45 %.

Оказывается, что популяция, в которой альтруистов три четверти, росла столь опережающими темпами, что даже небольшое увеличение в ней эгоистов не повлияло на то, что альтруистов, произведенных этой популяцией, хватило с лихвой, чтобы перекрыть эгоистов всех популяций. Доля альтруистов этой группы немного уменьшилась, а их общее количество выросло.

Рис. 5

Живая природа состоит из неравномерных групп. При расселении в тяжелых или в новых условиях группы альтруистов растут быстрее и заселяют больше пространства. Потом эгоисты забирают свое. Или случается очередной прорыв, и альтруисты опять выходят вперед. В истории каждого вида множество раз происходили кризисы, в которых выживали популяции, где преобладали альтруисты. Очевидно, что это были кризисы экстремально неблагоприятных условий, в которых окружающая среда для всех популяций была одинаково плохой. Можно сказать, что группы, в которых количество альтруистов случайно оказывается предельно высоким, являются последним козырем вида перед угрозой вымирания.

Борьба идет на всех уровнях – между генами, генными комплексами, аллельными линиями, организмами, фенотипичными группами, популяциями, видами… Но первичная единица эволюции – ген. Если говорить о гене как информационной величине, то совершенно неважно, в каком количестве он представлен сейчас – возможно, он единичен. Но если тот признак, который ген несет, окажется ситуативно полезен, его количество будет нарастать лавинообразно вплоть до подавляющего преобладания (вспомните склеивающихся бактерий). Итак, с точки зрения гена все его носители – это он сам. Чем выше шанс выживания – тем лучше. Если ген способен размножиться, пожертвовав частью носителей, – значит, так и будет. Успешность стратегии гена можно оценить только задним числом: альтруисты размножились десятикратно, но принеся в жертву половину первичной популяции, – отлично! Они лидеры. В соседней популяции эгоисты выжили все и размножились двукратно – они аутсайдеры!

Гонка вооружений между кооператорами и паразитами длится вот уже несколько миллиардов лет. Когда-то вся жизнь на планете представляла собой участки битвы одноклеточных. Эгоисты изобрели маскировку. Кооператоры научились создавать колонии. Они совершенствовали способы защиты и взаимовыручки.

Для колоний микроорганизмов, как и для многих других биосоциальных систем, характерно формирование функциональных органов надорганизменного уровня, принадлежащих целой системе и коллективно используемых всеми ее элементами (индивидами). <���…>

Таким образом, структура колоний микроорганизмов служит зримым отражением ее сложной многоуровневой социальной организации, включающей коллективные, охватывающие всю колонию формы поведения, когда «воля индивида» (клетки) подчиняется «воле коллектива». Поистине «бактерии, хотя и представляют собой одноклеточные организмы, являются социальными существами, которые формируют многоклеточные ассоциации» [52] Олескин А. В., Ботвинко И. В., Цавкелова Е. А. Колониальная организация и межклеточная коммуникация у микроорганизмов. М.: Биологический ф-т Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, 1999. .

Развитие колониальной жизни можно обнаружить в самых неожиданных местах. Возможно, вы видели медленно ползущий слизевик? Это не организм. Точнее, это не один организм. Это колония амеб, объединившихся для путешествия в поисках лучшей жизни.

Иногда в прудах вода зеленеет – это происходит из-за размножения водоросли вольвокс, эти организмы способны объединяться в шарообразную колонию и передвигаться в нужном направлении, синхронизируя движения жгутиков.

В тропических океанах часто встречается удивительно красивое создание, которое называют португальский кораблик, физалия (рис. 6). Физалия похожа на медузу, и ее часто так называют, однако это колония, образованная гидрами. Строение кораблика ничем не проще сложных многоклеточных организмов. Часть гидр, объединившись, образует красивый 20–30-сантиметровый пузырь, наполненный газом и напоминающий парус. Это обеспечивает плавучесть кораблика – если обстоятельства требуют, они могут сдуть парус, и колония уйдет под воду. К парусу крепятся несколько щупалец, состоящих из других членов колонии. Щупальца состоят из ловчих гидр – они убивают мелких животных с помощью яда, там же находятся переваривающие особи – они разлагают добычу на питательные вещества – и особи, отвечающие за размножение, – эти везунчики передадут свои гены в дочерние колонии. Глядя на слаженно работающие органы кораблика, невозможно предположить, что это не один организм.