Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Допустим, что мы правильно представляем себе происхождение альтруизма у других животных. Даже не касаясь человека, очевидно, что альтруизм насекомых и птиц разный, что эмпатичный альтруизм млекопитающих совершенно отличен от всех остальных и, наконец, что внутри класса млекопитающих он тоже отличается. Сравнивая эти различия, мы видим, как альтруизм приобретал все более сложные формы.

Рассматривая сотрудничество, мы проводим параллели с насекомыми, птицами, млекопитающими. Строим модели и получаем ответы. Это большой соблазн – провести параллель дальше, к человеку. Однако оказывается, что альтруизм общественных млекопитающих нельзя загнать в примитивные схемы, так хорошо работающие на муравьях.

Первый удар по упрощенному взгляду на альтруизм был нанесен в тот момент, когда обнаружилось, что реципрокный альтруизм не всегда работает – он не может быть единственным объяснением. Притом что он присутствует практически у всех стайных животных, во многих ситуациях животные ведут себя непредсказуемо – против принципа реципрокного альтруизма. Например, в львином прайде встречаются львицы, отлынивающие от опасных обязанностей на охоте или при групповой защите территории. Казалось бы, они должны быть за это наказаны. Но нет. В подобных случаях работают какие-то другие механизмы.

Для понимания того, как произошел человеческий альтруизм, нам нужно познакомиться с несколькими принципиальными понятиями. Это эмпатия, парохиальность, чувство справедливости и репутация.

Возможно, для многих хорошей новостью окажется то, что наша способность к сопереживанию (как основе альтруизма) не просто является врожденным инстинктом, но даже имеет специальную структуру – зеркальные нейроны. Эти нейроны располагаются рядом с зонами, управляющими сложными движениями мышц, но отличаются от соседей тем, что активизируются не только во время действия, но и тогда, когда мы видим выполнение аналогичного действия другим человеком. Дальше – больше: этот эффект распространяется не только на действия, но и на ощущения, эмоции и прогнозируемые ситуации. То есть мы в прямом смысле «со-чувствуем» человеку, испытывающему боль. Но только на уровне мозга – наши болевые рецепторы не активированы, мы просто воспроизводим в мозгу ситуацию, в которую попал тот, кому мы «со-чувствуем». Когда мы видим боль или чужую рану и ощущаем тяжесть в животе и стеснение в груди – это работают зеркальные нейроны.

Казалось бы, с сочувствием все очевидно – есть отделы мозга со специфическими нейронами, появившимися в результате эволюции. Эти отделы мозга отвечают за сопереживание и провоцируют альтруизм – пора переходить к следующей теме. Тем более что следующие темы – «репутация» и «чувство справедливости» – звучат интригующе и относятся к области чистой психологии. Они должны быть и сложнее, и интереснее, чем что-то имеющее анатомическую основу.

Но все оказалось не так просто. Дело в том, что у действия зеркальных нейронов множественный результат. И смысл, который нам так хочется «назначить» работе зеркальных нейронов, не единственный. И даже не основной. И возможно, что естественный отбор, производя эти нейроны, вел вовсе не к альтруизму, а к чему-то совсем другому… Не такому благородному, но более утилитарному. И возможно, что сплав нескольких неожиданных последствий привел к итогу непредсказуемо глобальному – более глобальному, чем даже наше уважаемое стремление к альтруизму.

Зеркальные нейроны первоначально были обнаружены у макак в 1992–1996 годах.

К чести научного подхода, можно сказать, что заразительность действий окружающих и наша неосознаваемая склонность к сопереживанию были открыты даже ранее самих зеркальных нейронов. В другой научной области (психологии) и у других организмов (людей) было показано спонтанное отражение чужих эмоций, которое не контролируется сознанием. Шведский психолог Ульф Димберг поставил эксперимент с демонстрацией подопытным быстро сменяющихся фотографий незнакомых людей. Подопытным надлежало сохранять невозмутимое выражение лица. Контроль осуществлялся с помощью датчиков лицевых мышц. Участникам показывали серию фотографий людей с нейтральным выражением лица, каждая фотография экспонировалась не дольше полсекунды. В череде изображений иногда появлялось улыбающееся или раздраженное лицо – все подопытные реагировали спонтанной еле заметной улыбкой или хмурились. Затем фотографии сменились картинками пейзажей, между которыми на неуловимые доли секунды вставлялись фотографии счастливых или злых лиц, и результат был тот же – неосознанная улыбка или нахмуривание [69] Позже этот механизм стали использовать в рекламных роликах, так что будьте осторожнее с поспешными выводами во время их просмотра. .

Эксперимент показал, что наша способность отражать чужие эмоции на начальном этапе не контролируется сознанием. Сопереживание быстрее и глубже, чем сознательный контроль, который всегда приходит с опозданием и наслаивается на уже включившуюся эмоцию.

Система зеркальных нейронов предоставляет нам нейробиологическую основу эмоционального взаимопонимания. Когда мы сопереживаем другому человеку, в нас самих приходят в резонанс сети нервных клеток, приводящие к проявлению в наших душевных переживаниях чувств другого человека. Способность к состраданию и эмпатии основана на том, что наши собственные нейрональные системы – в различных эмоциональных центрах головного мозга – спонтанно и произвольно реконструируют в нас те чувства, которые мы воспринимаем у другого человека [70] Бауэр И. Почему я чувствую, что чувствуешь ты. СПб.: Вернера Регена, 2009. .

Ульф Димберг провел это исследование не так давно – в начале 1990-х, однако он столкнулся с серьезным противодействием, когда попробовал опубликовать результаты. Его работа рушила теории и заставляла переориентироваться целую научную отрасль. До исследований Димберга считалось, что эмпатия – это сознательный акт, которому мы обучаемся, и первые эмпатические реакции всегда сознательны: мы учимся ставить себя на место другого и только после этого обретаем способность к эмпатии. Из этого следовали многочисленные выводы о методах воспитания, психологической помощи и лечения. Прежние методы разрабатывались целыми школами психологов и спускались к исполнению в лечебницы и «учебницы». Люди, зарабатывавшие на жизнь созданием методик, психологической практикой, сделавшие себе имя в этой области, вряд ли были готовы распахнуть объятия исследованию, превратившему их работу в пшик. Результаты Димберга просто игнорировались. Но спустя всего несколько лет грянуло открытие зеркальных нейронов, и доказательства посыпались одно за другим.