Владимир Соколов - Львы и розы ислама

Полуголый халиф стал жаловаться, что чувствует «страшное одиночество», и попросил его обнять. «И я прижал его к себе и почувствовал, что у него сильно билось сердце». Потом они немного поговорили: как оказалось, аль-Амину солгали, что его брат аль-Мамун умер, и Ахмед успокоил его, заверив, что это не так и что брат наверняка сохранит ему жизнь: «Родство заставит его смилостивиться над тобой!»

«Вряд ли, царство бесплодно – у него нет родства», – возразил халиф.

Ахмед принялся ругать вазиров халифа, дававших ему плохие советы, но тот его остановил: «Не говори о них ничего, кроме хорошего, на них нет вины! Не я первый, кто взялся за дело и не сдюжил».

Затем в комнату вошел какой-то вооруженный человек, внимательно посмотрел на аль-Амина и вышел. По его виду – это был один слуг Тахира – Ахмед понял, что халифа убьют, и поспешил закончить свою молитву, боясь, что убийцы покончат заодно и с ним. Аль-Амин снова попросил: «Ахмад, не отдаляйся от меня и молись рядом со мной, ибо я чувствую сильное одиночество».

Через несколько минут к дому подскакали всадники и остановились у дверей. Услышав их, аль-Амин заметался по комнате, крича: «Пропала душа моя, разе ничего нельзя сделать, разве никто меня не спасет?» Дверь распахнулась и в комнату вошло несколько персов с обнаженными мечами. Они застыли в нерешительности, глядя на халифа, а тот схватил подушку и крикнул: «Я сын дяди Посланника Аллаха, сын ар-Рашида, брат аль-Мамуна, вам нельзя меня убивать!» Один из персов подскочил и ударил его мечом по голове, но аль-Амин швырнул в него подушкой и попытался отобрать меч. Тогда тот завопил: «Меня убивают!» – и товарищи бросились ему на помощь. Один солдат вонзил меч в живот халифу, другой перевернул его тело и ударил по затылку. После этого они «взяли его голову и ушли с нею к Тахиру».

Голову аль-Амина отвезли Тахиру в Багдад, который приказал водрузить ее на ворота, а потом отправил аль-Мамуну, завернув в платок, обложив ватой и набив консервирующими травами. Получив голову брата, аль-Мамун расплакался, но Фадл ибн Сахл напомнил ему, что, если бы не милость Аллаха, он мог бы и сам оказаться на его месте. Тогда новый халиф приказал насадить голову на столб и обязать каждого из воинов, получавших жалованье, подходить к столбу и проклинать ее. Какой-то перс, не зная, чья это голова, проклял и ее хозяина, и его родителей, и весь его род, а аль-Мамун «сидел и слушал его с улыбкой».

Аль-Мамун был незлопамятным человеком. Он простил даже своего злейшего врага Фадла ибн Раби (о котором говорил: «Он предал меня и настроил моего брата против меня»), успевшего сбежать из Багдада, и примирился с матерью аль-Амина, Зубейдой, которая приняла мудрое решение и стала называть его своим вторым сыном.

Новому халифу нельзя было отказать в мудрости и стратегическом мышлении. Придя к власти, аль-Мамун попытался объединить суннитов и шиитов, создав новую религиозную доктрину, которая могла бы устроить обе стороны. Он начал с того, что пригласил ко двору имама шиитов Али ар-Рияда, пообещав разделить с ним власть и женив его на своей дочери. Себя он стал называть не только халифом, но и имамом, как требовали шииты. Предполагалось, что в будущем трон будут занимать как достойнейшие представители как шиитов, так и суннитов, и пропасть между ними исчезнет. В знак дружбы и согласия в новой столице халифата Мерве вместо черных аббасидских вывесили зеленые алидские флаги.

Но вместо примирения эта мера вызывала новую вспышку ненависти. Сунниты в Багдаде подняли бунт и объявили халифом Ибрахима, сына аль-Махди и дядю аль-Мамуна. Тот считался прекрасным музыкантом и певцом и пользовался любовью граждан, но этого оказалось недостаточно для того, чтобы удержаться у власти. Когда аль-Мамун подошел с армией к Багдаду, Ибрахим не нашел ничего лучшего, как сбежать из дворца.

Ибрахим и цирюльник. За голову Ибрахим была назначена огромная награда, и беглец долго прятался в городе, скрываясь от полиции и пытаясь найти себе пристанище. Однажды, бродя в каком-то глухом переулке, он встретил чернокожего цирюльника и попросил приютить его на время, надеясь, что тот его не узнал. Цирюльник почтительно отвел его домой и тут же вышел. Ибрахим не сомневался, что тот пошел за стражей, но парикмахер вскоре вернулся с мясом, хлебом и новой посудой: он не посмел предложить гостю то, чего касалась его недостойная рука, и купил ему все новое. Когда Ибрахим поел и выпил вина, цирюльник протянул ему лютню и попросил что-нибудь сыграть и спеть. «Говорят, во всем Багдаде никто ее умеет делать это лучше тебя» – сказал он. «Откуда ты знаешь, что я хорошо пою?» – удивился Ибрахим. «Кто же не знает Ибрахима аль-Махди, за голову которого назначено сто тысяч дирхемов?» – возразил цирюльник. Ибрахим стал петь, и чернокожий внимал ему с восторгом, говоря, что великая радость посетила его дом. Он отказался даже от тех нескольких монет, которые предложил ему сын аль-Махди: «Я готов отдать тебе самого себя и все, что у меня есть, только не смею тебе это предложить». Утром он с почетом проводил гостя, и больше они никогда не виделись.

Ибрахим прятался в Багдаде шесть лет, ночуя у друзей и родственников, и был случайно пойман ночью, когда шел по улице в женской одежде и его остановил патруль. Ибрахим молча протянул стражнику кольцо с рубином, чтобы тот его пропустил, но это только еще больше насторожило постового: он позвал командира, и тот, сорвав с Ибрахима чадру, увидел его бороду.

Халиф аль-Мамун и здесь проявил свой мягкий нрав, помиловав давнего противника: «Аллах да простит тебя, а Он самый милостивый из всех, оказывающих милосердие». После этого Ибрахим до самой смерти жил домашним узником в халифском дворце, воспевая повелителя в своих стихах.

Вторично захватив Багдад, аль-Мамун восстановил свою власть, но прежнего порядка уже не было. Страну захлестнула волна бунтов и мятежей. В Египте подняли бунт наемники из Кордовы; в Азербайджане восстал Бабек, с которым аль-Мамун так и не сумел справиться, несмотря на все усилия; в Тунисе (тогдашняя Ифрикия) власть захватил Ибрахим ибн Аглаб, хорасанец, посланный подавлять восстание берберов в Ифрикию. Он с блеском выполнил поручение, но взамен потребовал от халифа права наследственной власти в этой области. Ибн Аглаб платил багдадскому халифату определенный налог, но во всем остальном был независимым правителем.

С Тахиром, победителем аль-Амина, отношения складывались не лучше. Говорили, что аль-Мамун не мог видеть перед собой Тахира, потому что тот напоминал ему о смерти брата. Зная об этом, Тахир предпочел отправиться обратно в Хорасан, где стал практически суверенным правителем. Его сын Абд Аллах сражался за Аббасидов в Сирии и Египте, а затем унаследовал от отца власть в Хорасане. Он тоже платил Багдаду подать.