Александр Левинтов - Человечность

Когда историку нехватает «объективных данных» для его теории, он прибегает к историко-генетическим реконструкциям , восстанавливая не факты, но смыслы истории, ее событий и их последовательности. Порой эти реконструкции убедительней вскрытых позже фактов, как теория и логика убедительней всяких очевидностей.

Многие исторические труды характеризуются чрезвычайной и скрупулезной фактологической и хронологической работой: исторические диссертации, исторические романы и исторические фильмы – самые длинные в мире. Факты и события, излагаемые в хронологическом порядке – почти неизбежный инструментарий историка. Тут важно только, какой характер имеет хронология – ленточный или линейный. Историю как процесс можно представить линейно – как цепь битв и героев, как цепочку способов производства, как смены королей, династий или президентов, как… «любая история всемирна» (Новалис), и потому имеет право на существование даже самая линейная, геометрически линейная история. Однако, если рассматривать историю как полипроцесс, неминуемо возникнет ленточная хронология. А. Вебер выделял в историческом полипроцессе три важнейших: непредсказуемый и некумулятивный процесс социальных преобразований и трансформаций; предсказуемый и кумулятивный процесс научно-технического прогресса; непредсказуемый, но кумулятивный процесс духовных озарений, открытий и пророчеств. При этом, согласно А. Веберу, последний процесс является ведущим, доминирующим. Трехслойность (как минимум) исторического процесса подразумевает относительную независимость каждого и событий в каждом из них.

Периодизации – метод широко распространенный, но необязательный. В большинстве случаев берется одна из уже общепризнанных периодизаций (период дикости – первобытно-общинный период – период рабства – феодализм – капитализм – новейшая история. Еще реже обсуждаются основания периодизации: К. Маркс, например, увидел в приведенной выше периодизации смену способов производства, но для этого ему понадобилось доказывать нечто совершенно невозможное, а именно: производство – ведущий процесс исторического пути человечества. Никакой Сократ и Платон, никакой Данте и Пушкин, никакой Цезарь и Тимур не вписываются в историю смен способов производства, а, следовательно, в ней и не присутствуют. К стыду своему, мы вообще знаем мало героев производства – марксисткая история практически безлюдна.

Вся современная история евроцентрична, поэтому основания периодизации следует искать в европейской истории: заселение ахейцами Пелопонесса, начало христианства, падение Рима, эпоха Великих географических открытий… И как-то совершенно умалчиваются китайская и индийская история.

Основаниями периодизации могли бы быть, например «знамения времени»: вдруг с середины 18-го века всех охватил карточный азарт, вдруг в 30-е годы прошлого века весь мир наводнили фильмы наподобие «Веселых ребят». А в 60-е весь мир сошел с ума от мини-юбок. К сожалению, слишком мало было фиксаций «знамений времени» и слишком они кажутся порой несерьезными, чтобы строить по ним периодизацию истории, но теоретически такое возможно.

В настоящую пору мы переживаем бурное, почти паническое использование доктринального метода, когда вдруг понадобилось доказать себе и всем остальным, что клятые москали более тысячи лет угнетали великий малоросский народ, что Смоленск – исконно белорусский город, а в Латвии до 1940 года не было ни одного русского. Целые страны и народы выдумывают себе доходящие порой до дикости невероятные истории своего существования, начавшегося задолго до окружающих стран, сразу после мезозоя.

С использованием доктринального метода написан «Капитал» К. Маркса. Любая доктрина, в конечном счете, есть редукция всего разнообразия исторического материала до узколобости навязчивой идеи, не имеющей обычно никакого отношения ни к истории, ни к науке.

Прямой методологической противоположностью доктринальному методу является концептуальный. Яркий пример – школа анналов (Й. Хейзинга, А. Блок, Ф. Бродель и др.). Историческая школа анналов – это, прежде всего, полифоническая школа, где та или иная модель («Хомо люденс» или «Человек играющий») наполняется историческим содержанием, а не редуцируется, где концепция лишена политического или идеологического, пропагандистского окраса и потому непредвзята, где, строго говоря, концепция не является ведущим организатором исторического материала, но сам материал формирует концепцию.

Наконец, можно отметить не самый почтенный, но зато самый распространенный метод – метод фальсификаций. Хорошо описанный Дж. Оруэллом в «1984», этот метод был, фактически, единственным при написании всех редакций истории КПСС, включая новейшие издания под названием «История России». Универсальный метод фальсификаций «чего изволите?» позволяет перевирать и искажать историю на всем ее протяжении и в бесконечном разнообразии вариантов лжи.

Каждый историк вооружен если не всей обоймой методов и средств исторической науки, то многими или несколькими. Ведь даже «История КПСС» пользуется хронологиями пусть вымышленных, но все-таки фактов и событий.

История как метод познания и освоения мира противостоит теоретическому, модельному подходу к мировосприятию. История как метод – это, прежде всего, бегство из настоящего. Это также способ проживания, неконструктивный, но приятный и заманчивый.

История и география

Географ воспитан в идеологии и мысли «Не пишу, чего не вижу, чего не вижу, не пишу». Географ, конечно, имеет право на интерпретацию, но только очевидного. Историк заранее и заведомо обречен писать только о том, что он не видит, где и когда никогда не был. Историк-очевидец называется репортером, хронистом, летописцем, кем угодно, но он не может числиться историком. В этом принципиальное различие двух старейших познавательных наук.

И все-таки – они очень похожи и родственны! Наверно, никакая другая наука, кроме этих двух, не позволяет видеть окружающий нас мир в четком расслоении на реальность и действительность. Географам вообще свойственна презрительная рассеянность к действительности, они ее порой просто не замечают. Выйдет какой-нибудь Биогеограф на некошеный июньский суходол с любимой девушкой, у которой от этих ароматов разнотравья – слезы умиления и сенной лихорадки: «Посмотри, милая, какой классический биогеоценоз, какая показательная фация, прямо из учебника покойного Адольфа Петровича Солнцева! Тут, если хорошенько копнуть, непременно должны быть глеевые почвы, на худой конец, сильно оглеенные». Так и историк, наблюдая депутатские дебаты, практически не замечает разницу в политических позициях, но – то балаганных скоморохов вспомнит, то comediadelArte, то возникновение в античной Греции «песни козлов», трагедии.