Владимир Обручев - В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 – 1930 г.г.

От Фатьянихи мы поплыли дальше вниз по Енисею. Следующей рекой, которую мы изучили, была Сухая Тунгуска. Она заходит далеко к юго-востоку между Енисеем и Нижней Тунгуской.

К северу, вплоть до устья Нижней Тунгуски, Енисей подмы вает коренные породы плато правого берега (доломиты и известняки) и образует местами непрерывные утесы высо тою более 20 метров. Это единственное живописное место на всем протяжении Енисея от Подкаменной Тунгуски до его устья.

Енисей у Сухой Тунгуски представляет уже грандиозную реку, здесь часто разыгрываются сильные ветры, как на озере. Вблизи утесов правого берега у деревни Мироедихи ветры особенно опасны, нередки случаи гибели больших лодок, и нам пришлось усиленно пользоваться парусами, чтобы, маневрируя, пройти на шитике последние 20 километров до Нижней Тун гуски.

После впадения Нижней Тунгуски — мощной и мрачной реки — Енисей достигает большой ширины. Деревни на проти воположном берегу едва видны, течение незаметно, и не верится, что эта масса воды не озеро, а река.

При устье Нижней, или Монастырской, Тунгуски располагался тогда поселок Ново-Туруханск (прежде село Монастырское). Новым он был назван в отличие от старого администра тивного центра Туруханска, находившегося километрах в тридцати к западу, в дельте реки Турухана, в стороне от пароходных путей. К 1921 году Старый Туруханск превратился уже в деревушку. В настоящее время поселок на устье Нижней Тун гуски называется Туруханском.

Мы не задерживались в Туруханске для изучения Нижней Тунгуски. Надвигалась осень, и надо было спешить к последне му пункту нашей работы — реке Курейке, впадающей в Енисей у Полярного круга. Поэтому мы решили опять плыть ночью, чтобы выиграть время. Река была настолько широка и мощна, что, казалось, нет никакой опасности сесть на мель.

Когда стемнело, мы подошли к участку, где Енисей разделяется на протоки. Течение понесло нас в правую протоку, и на нашем неуклюжем судне невозможно было отгрестись влево. Да, по-видимому, в этом не было надобности: правая протока была очень широка и уходила прямо на север, в то время, как левая описывала большую дугу к западу. Мы отдались на волю течения. В середине ночи я услышал подозрительный шелест воды у борта; я выскочил на палубу — вахтенный сидел спокойно: "Все в порядке, шитик несет хорошо". Опустили наметку — шитик сидит на мели! Померили глубину — и с носа и с кормы мелко. Темно, ничего не видно кругом. Придется ждать до утра. Бросили на всякий случай якорь и со спокойной душой легли спать.

Когда рассвело, мы увидели, что шитик стоит посреди широкой протоки, возле его носа торчит из воды якорь: как его бросили, так он и стал на лапы.

Поехали на маленькой лодке с промерами. На сотни метров кругом та же незначительная глубина, даже вверх по течению. Как нас затащило на эту мель, непонятно!

Пришлось завозить на лодке якорь и потом силами всего экипажа тянуть за якорный канат. Так провозились мы до по лудня, пока удалось вывести шитик на глубокую воду,

В устье Курейки мы надолго оставили наш шитик. Решили подняться более чем на 100 километров до графитового рудника. Курейка — полноводная и большая река, более 1000 километров длиной, берущая начало из высокого плоскогорья, откуда вытекают также Хета, Котуй и Хантайка. В своих низовьях она проходит по долине Енисея на протяжении 70 километров и представляет мало интересного, но выше берега ее очень красивы. Плато коренного берега сильно расчленено, образует высокие утесы и стены, а также отдельные столовые вершины, сложенные мощными пластовыми интрузиями траппа, значительно возвышающиеся над плато.

В 1921 году, во время разработки графитового рудника, по Курейке курсировал пароходик "Кузнецк" с маленькой бар жой, перевозивший графит к устью. Когда мы поднимались по Курейке на "Кузнецке", после диких, безлюдных других прито ков Енисея нам сначала казалось, что мы туристы на каком- то хорошо обслуживаемом маршруте. Но это представление скоро рассеялось: ехать пришлось в трюме баржи, насквозь пропитанной графитовой пылью, и скоро наши полушубки стали совершенно черными. На первом же перекате оказалось, что капитан возлагает на нас далеко не туристские обязанности: пароходик не мог поднять по перекатам баржу, и пассажиры превратились в бурлаков и впряглись в бечеву.

Каждый поворот реки открывал все новые и новые разно цветные и разнообразные по форме утесы. Вдали от реки, на севере, виднелся Зуев Камень — высокая безлесная гора со скошенной вершиной.

Судорожно пыхтя, пароходик втаскивает баржу в "щеки" — ущелье с отвесными утесами по обеим сторонам. Забегая вперед, отмечу, что на обратном пути в этих щеках на па береге я нашел снова панцирных рыб в красно-цветных глини стых сланцах. Одна из них оказалась совершенно необыкновенной, с дискообразным панцырем — новый вид нового рода.

Вот мы и у цели: Курейка расширяется в виде озерка между отвесными стенами утесов. А там, на севере, между утесами что-то белеет, и оттуда доносится грохот. Если пробраться вдоль подножия утесов, мы увидим знаменитый водопад, или, как он скромно здесь называется, первый порог Ку рейки.

Река низвергается сначала тремя потоками между сглажен ными глыбами траппа метров на восемь почти вертикально, а потом падает еще метров на десять-двенадцать пенящимся диким потоком, неистовствующим в узкой каменной трубе. Водяная пыль, грохот, вой.

По обе стороны водопад сдавливают трапповые стены, метров в семьдесят-сто высотой; мрачная красота его исключительна.

Говорят, особенно красив водопад весной, когда огромная масса воды, на 10 метров выше ординара, падает сплошным потоком, а волны "подпорожицы" достигают высоты в шесть- восемь метров. Над водопадом — мирная картина спокойной реки, вместо утесов — пологие склоны с выходами графита в береговых террасах и немногочисленными избушками рудника. Мощная пластовая интрузия траппа своим контактом превра тила здесь пласт угля в графит, а преградив дорогу реке, создала водопад и тем самым готовый запас энергии для эксплуатации графита.

Пласт графита выходит на обоих берегах реки непосредственно выше водопада. Мощность его колоссальна, и он занимает весь береговой обрыв. Старые штольни были проведены прямо из берегового обрыва, и их заливало водой во время половодья; в 1921 году добыча велась уже из шахт, заложенных на поверхности террасы. Пройдя слой речного галечника, они входили непосредственно в пласт графита.

Стоя на берегу реки, трудно представить себе, насколько велика мощность этого пласта графита. Только если вы перенесетесь в городские условия и представите себе трех- или четырехэтажный дом, состоящий сплошь из графита, вы сможете оценить всю грандиозность этого явления природы.