Владимир Обручев - В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 – 1930 г.г.

Тракт до Муры остался нам памятным своими комарами и мостами. Комаров было здесь, собственно, нормальное для си бирской тайги количество, но для нас они были первыми после зимнего перерыва, и поэтому особенно запомнились.

Мосты на этом тракте приобрели очень своеобразную форму: середина моста обычно сильно возвышалась над его концами, а иногда мост вовсе имел вид двускатной палатки, и, въехав на такой гребень, лошадь с трудом перетаскивала через него теле гу. Такая форма мостов — результат действия вечной мерзлоты: средние сваи моста вследствие многолетнего вымораживания выпирались вверх. Первые годы после революции мосты не ремонтировались, и в сухое время года крестьяне предпочитали объезжать их стороной, если брод через речку был возможен.

От реки Муры мы вскоре выехали в широкую долину Ангары у селения Дворец. Отсюда надо было подняться вверх по реке и пройти несколько шивер и серьезный порог — Аплин ский.

Ангарские крестьяне в течение столетий до революции справляли "ямщину" — гужевую повинность — на лодках: так "гоняли" почту, так возили и всяких чиновников. По берегу были только верховые и пешеходные тропки, а на колесах езди ли лишь вблизи деревень. Ангарец с презрением скажет бывало неумелому гребцу: "Какой же ты ямщик, если ты с лодкой не умеешь управиться!" Нам в селении Дворец также предоставили большую лодку с ямщиками: одним мужчиной в качестве кормщика и несколькими женщинами — гребцами и бурлаками. Женщины на Ангаре справляются с лодками не хуже мужчин, так как половина передвижений осуществляется по воде: чтобы коров подоить, надо съездить на остров, за ягода ми или на покос — также на лодке, по самой Ангаре или по "речке" (на Ангаре речками называют все притоки, а река — только сама Ангара); даже на мельницу, если она стоит на "речке" вблизи Ангары, везут зерно на лодке. А то перекинут длинные узкие кули с зерном, сшитые из домотканного холста, через седло и едут верхом.

В ангарском хозяйстве, если муж ленив или слабосилен, почти вся лодочная работа лежала на женщине. Любимый ангарский анекдот о ленивом муже, который говорит жене, долго тянувшей лодку бечевой (пока он сидел на корме): "Что, уста ла бечевой итти? Сядь в греби, отдохни немного". С подобной супружеской парой мы поднимались в 1923 году по притоку Ангары, реке Кове. Угрюмый муж все время пилил добродушную и старательную жену и время от времени — для острастки — ругал ее "жабой".

Первые препятствия — Косой Бык и шиверы Медвежью и Ковинскую — мы прошли довольно легко. У Ковнской шиверы сменились ямщики, но опять почти весь экипаж был женский. Гороховая шивера была также легко преодолена, но самое главное препятствие — Аплинский порог — было еще впереди.

В этом пороге нам пришлось всем выйти из лодки и помогать женщинам тянуть бечеву. У левого берега, где поднимали нашу лодку, порог менее внушителен, чем у правого, где рас положены "главные ворота" для спуска судов. Там мощная река бьет в высокие утесы, и кажется, что судно бросит волнами на них.

За Аплинским порогом мы вошли в пределы главного поля Тунгусского бассейна, горы стали ниже, шиверы незначитель ны. Сменив еще раз ямщиков, мы добрались до села Кежмы, крупнейшего на этом участке Ангары.

Кулаки приангарских деревень до революции занимались эксплуатацией эвенков (тунгусов): снабжали их по высоким ценам товарами, боеприпасами, спаивали, опутывали долговой сетью. На Ангаре это называлось "тунгусничать". Молва объясняла обогащение некоторых ангарских богатеев беззастенчивым "тунгусничаньем", часто переходившим в прямые преступления, вплоть до убийства из-за сотни беличьих шкурок. В Кежме и в Пановском в 1924 году были еще живы некоторые "тунгусни чавшие" ранее кулаки, но эксплуатировать эвенков они уже не могли: на Подкаменной Тунгуске появились государственные фактории, снабжавшие эвенков всем необходимым и скупавшие от них пушнину.

От Кежмы до Пановского 50 километров, и мы прошли их легко и быстро. С некоторым трудом удалось мне собрать в Пановском необходимое число людей и лошадей, чтобы перебросить наш груз на Подкаменную Тунгуску. Еще труднее было найти лоцмана, без которого пускаться в плавание по порогам невозможно. В Пановском многие крестьяне бывали на Под каменной Тунгуске или на Ближней Катанге, как они ее называют, но только один-два из них знали всю реку. Да и те не могли ехать с нами на все лето в такой длинный путь. Возвра щаться обратно через Енисейск и Красноярск — в то время путь очень сложный и долгий. Наконец нам указали старика Ивана Парфеновича, жившего в одной из островных деревень близ Пановского. Ивану Парфеновичу было в то время семьдесят пять лет, и дома он уже не принимал участия в тяжелых работах. Перспектива поехать на Подкаменную Тунгуску его соблазняла: он хотел потом навестить свою замужнюю дочь, которая жила в Красноярске. Правда, старик несколько страшился порогов Подкаменной Тунгуски: он проходил их один лишь раз. Сидевший рядом на завалинке, где мы вели беседу, более дряхлый старик очень поощрял его к поездке: "Езжай, паря, чо тебе на завалинке-то сидеть". В конце концов удалось уговорить старика, и через день мы пустились в путь.

От Пановского до Верхних Контор около 125 километров. Тропа идет по ровному плоскогорью, возвышающемуся всего метров на 100 над Ангарой. Местами его прорезают плоские долинки, и только долина Чадобца — большого правого при тока Ангары — врезана более глубоко. Кое-где над плоско горьем поднимаются плоские увалы. Путь идет по сосновым и лиственничным лесам, и на водоразделах сухо. Тропа крепкая, широко "рассечена": по ней ездят уже много лет и зимой и летом. Высокие красные стволы сосен и лиственниц — везде, куда ни посмотришь. Лошади идут быстро; но вот мы входим в долину маленькой речки, и начинаются болота. Это не бесконечные болота Якутии, по которым бредешь день за днем — они шириной всего в несколько десятков или в сотню метров, но зато гораздо опаснее: вечная мерзлота лежит здесь глубоко, и лошадь может провалиться по грудь.

Долго задержал нас приток Ангары Чадобец: в верховьях это была настоящая лесная река, текущая в обрывистых берегах, без галечников, в густых зарослях. Дно илистое, везде коряги — брод, очень опасный для лошадей. Пришлось соорудить мост из деревьев, перекинув их в узком месте через реку, и перетащить по нему весь груз. Лошадей прогнали порожняком.

На четвертый день мы спустились с этого однообразного плоскогорья в долину Подкаменной Тунгуски. На правом бе регу открылись постройки Верхних Контор: несколько изб на террасе; кругом на небольшой полянке остатки пней, а дальше до горизонта безбрежная тайга. На реке видно несколько больших лодок, — может быть, одна из них станет нашей!