Василий Пимкин - Книга времени перемен

Тоненькая трещинка в моём голосе возвестила, что атака безвременно захлебнулась.

– Это удобное вам место, где вы можете спокойно выслушать мои необходимые объяснения. Всё, что вы могли увидеть сами, вы уже увидели, дальше без меня никак. Продолжим осмотр со мной уже в качестве экскурсовода.

– Экспоната, – попытался съязвить я.

– Я могу и так. Обсудим это позже. Да, это по-прежнему Музей автоматики. И да, это самая настоящая Миядзима на самой настоящей планете Земля. Никакого издевательства. Если вы сейчас выйдете из кафе, пройдёте по берегу до пристани, доедете на пароме до станции, затем по железной дороге до аэропорта, вы сможете вернуться в свой город.

– Доехать до музея на такси от аэропорта, спуститься по лестнице и попасть в Музей автоматики? И снова встретить вас, а заодно и самого себя?

– Нет, здесь, увы, ваш «самый обычный путь» невозможен. Вся эта планета полностью настоящая, во всяком случае, даже если бы вы остались тут навсегда, вы никогда бы не смогли найти не только ни одного свидетельства обратного, но даже намёка на это. Это самый совершенный автомат из доступных самым совершенным слоям вашего восприятия. Это точная модель вашего мира. В масштабе один к одному. Кстати, тот расширяющийся цилиндр из кнопки, за которым вы проследили, как думаете, больше расширялся вверх или вниз?

Моя попытка вспомнить обрушилась стремительно, обнаружив полное отсутствие какой-либо опоры.

– Не трудитесь. Вверх. Луна тоже была собрана, вы не обратили внимания.

– И Солнце?

– Нет. Простите, я обещал объяснять, вместо это путаю вас вопросами, как будто того, как вы сами себя ими путаете, недостаточно. Теперь по порядку: кнопка на полу – для тех, кто добирается до неё на четвереньках или ползком, а ещё потому что кроме пола в этом зале всё равно больше ничего нет. Чтобы встретить себя, не обязательно ехать так долго и далеко.

Напротив меня сидел… я.

– Ясно, спасибо! Верните, пожалуйста, Курта обратно, я как раз уже почти вспомнил его… вашу… фамилию!

Я почти прослезился, прочитав на бейджике эталонного научного сотрудника «Курт Фридрих Гёдель».

– Нет, я не против встретиться с самим собой, но слушать объяснения от самого себя как-то… неудобно, что ли, – после длинного выдоха продолжил я.

– Отвлекает? Мешает сосредоточиться?

– Немного. Порядком, – я искренне смутился.

– Меня особенно радует то, что вы не развиваете в вашей небрежной манере тему ползающих посетителей.

– Да я уже понял, что заведение у вас то ещё.

Тем временем мне принесли карри и пиво, а Курту – чизкейк и пиво.

– Ешьте карри. Наслаждайтесь. Я всё-таки хочу успеть рассказать хоть что-то, пока у вас рот занят. Ваши, прямо скажем, скромные представления об удобстве видятся мне хорошим знаком. – наконец начал Курт в качестве экскурсовода. – Обычно посетители, пресытившись тем, что их забавляет, испытывают смесь опустошённости, запредельной скуки и такого же запредельного страха.

На мгновение я снова пережил собственные недавние впечатления, едва не подавившись. Разве можно перебивать человека, особенно с набитым ртом? Но я не мог не встрять: «Видовое кафе среди мирового культурного наследия. Чем плохо? Куда ещё пригласить внезапного коллегу для необходимых объяснений?»

– Все они тут же понимают, что могут оказаться в наилучшем возможном для себя месте, – продолжал мой экскурсовод, ничего не заметив. Или просто не подав вида. – И здесь начинается самое интересное. Это лучшее возможное место обязательно должно существовать в известном посетителю мире и достигнутом посетителем времени. Этот автомат работает только с памятью посетителей, а не с воображением. Здесь обычно начинаются разные неловкости, которые заканчиваются, впрочем, довольно быстро и однообразно: местом, изобильным девушками и выпивкой. Вы не представляете, сколько сотен поколений посетителей прошли здесь без какой-либо озабоченности закуской, в полной уверенности, что за ней достаточно протянуть руку. – Он запил кусочек чизкейка глоточком пива. – То, что почти весь алкоголь, который производит человечество за всё время своего существования, никуда не годится, и все стремятся сюда, чтобы хотя бы здесь вдоволь напиться тем немногим хорошим, это, безусловно, интересно. Вы уже и так поняли, что сейчас находитесь, насколько это возможно, близко к тому, что принято называть раем.

Я ел карри. Смотритель нагнетал. Гуляли туристы и олени, любуясь красивым закатом. Залив плескался, берег неспешно остывал. Насколько это возможно близко. Да и ладно. И хорошо.

– Впрочем, довольно о посетителях. Вы, весьма вероятно, захотите оставить отзыв о вашем визите, этих знаний о посетителях, пожалуй, достаточно, чтобы вас поняли. Пора вернуться в Музей автоматики к его главному экспонату. Вам уже ясно, что это не я, хотя многие другие с вами бы в этом не согласились. Я тоже автомат, и в Музее автоматики могу выступать в качестве экспоната, но посетители стали хотя бы изредка воспринимать нас как Музей автоматики не очень давно. У посетителей «Величайшего Храма Силы» или «Сияющего Зиккурата Влияния» или ещё какой-нибудь, простите, «Жалкой Нарциссической Дребедени», очень определённые предпочтения. Попав сюда, почти все не изучают экспозицию, а только и думают, как они будут выглядеть среди современников со своим отзывом о нас. Как считаете, почему многие посетители предпочитают видеть меня пожилым упитанным мужчиной с седой бородой? На Земле носителей такого образа не особенно любят. – Он ловко принял известный облик и озорно подмигнул.

– Хоть Автомат и не работает с моим воображением, с ним у меня всё в порядке. А вот этими демонстрациями вы мешаете мне есть, – после вынужденной паузы процедил я.

– Простите. Не могу не воспользоваться возможностью привлечь более пристальное внимание к экспозиции. Вы здесь всё же больше из-за неё, нежели чем из-за себя или меня. Когда мудрец показывает на Луну, дурак смотрит на палец, – в уголках губ Курта залегли горькие морщинки.

Итак, наконец, об Автомате. Он отвечает воображению только своего Творца. Автомат этот выполнен не из знакомой вам и остальным посетителям материи, а из особенной, высоко очищенной, отвечающей только одному Ему. Из этой материи и Его внимания весь этот мир создаётся точно, полно и мгновенно. Но это отладочная версия, самая полная, но всё равно отладочная. Я потратил тысячелетия на объяснения посетителям, почему этот мир, хоть и до мельчайшей частицы похож на известный им, совсем не он. И даже сейчас я не могу быть уверенным, что вы поняли меня верно. Когда Он создавал и настраивал Автомат, Он описывал во всех деталях и мелочах то, что встретят многие жители этого мира, подобные Ему единому, как они это увидят и поймут, что потом сделают, какими вопросами зададутся, какие решения в каком порядке станут пробовать. Десятки защитных слоёв, сотни важнейших параметров, миллиарды только корневых вариаций, квадриллионы проб, ошибок и новых версий – всё это во времени, никогда не существовавшем для вас и в котором ни вас, ни ваших самых далёких предков не было и не могло быть. Вы не представляете, что здесь было, когда из очередной версии сюда пришёл первый человек и спросил, как ему назвать этих животных и растений. Это означало, что устойчивая степень подобия Ему достигнута, и то, что работает с Единой материей, сработает и со знакомой вам грубой. Дальнейший путь творчества уже был проработан, и когда первый настоящий «самый обычный» человек в мире грубой материи нашёл вход на него и сделал первый шаг, это означало, что и все остальные его найдут и смогут прийти каждый к своему пониманию, что означает подобие Ему. Бесчисленные возможности сбиваться с пути и находить его снова не дадут потеряться. Творец создал способ передать своей работе самую свою суть.