Леонид Исаенко - Волны памяти. Книга первая

Докладываем, попутно интересуясь, а что эти парни сверху видят? Непонятно почему, но секрет выдают. Оказывается, непробиваемой густоты круглое облако холодного воздуха. Всё ясно, а какой же воздух в почти уже тёплых водах должен быть надо льдом? Так и не удалось нам ничего открыть.

– Жаль, – вздохнул боксёр-любитель Володя Кузнецов, возобновивший на всякий случай тренировки. – Не удалось с чудом-юдом пободаться…

Ещё впереди самая большая тайна океана – жизнь его обитателей, формирование на отдельных участках разнообразных по составу и количеству скоплений рыб и других животных и почти полное отсутствие их на соседних…

Познать хотя бы малую частицу некоторых тайн Индийского океана в районе наших работ или наметить пути подхода к ним – это и было целью предстоящей экспедиции, одной из рядовых экспедиций нашего научно-исследовательского института, ежегодно направляемых в просторы Индийского океана.

Впрочем, экспедициями эти мероприятия назывались очень редко, обычное рабочее их название – рейс, в программе которого, разумеется, не было и речи ни о каких тайнах. Десятка два, а то и меньше машинописных страниц, где подробно расписано, что делать каждому научному подразделению, и когда и сколько времени будет затрачено на тот или иной вид работ, а в конце программы (так называется этот документ) – ожидаемые результаты исследований…

И вот уже потекли дни рейса, заполненные то подготовкой к работам, то тягостным ничегонеделанием во время непогоды.

Особенно жестокий шторм, следствие летнего муссона, прихватил нас у острова Сокотра на выходе в открытую часть Аравийского моря. С него собственно и начинается Индийский океан. В шторме в шутку винили гидрохимика Михаила: вылил, гад, уксусную кислятину в океан, вот владыка Нептун и рассердился…

Мне довелось дважды попадать в лапы летнего муссона в этом районе. Как говорится – не дай и не приведи Господь. Сила ветра такова, что, пробираясь по какой-то надобе на спардек, я попытался что-то сказать и не то что ничего не сказал, а с трудом закрыл рот. Ветер раскрывал веки, и глаза можно было держать закрытыми только усиленным напряжением мышц.

Чтобы хоть как-то уменьшить воздействие шторма, мы увалились к побережью Аравии и, описывая дугу, обогнув негостеприимную Сокотру, направились на юг, к затишному Сейшельскому мелководью.

Остаются позади мили и мили океанского безбрежья. Всего их ко времени отдачи якоря в родном порту счётчик лага отметит пятьдесят две тысячи, а если в километрах, то почти девяносто шесть тысяч. Но что эти цифры значат по сравнению с общей длиной периметра границы берег-море, а ведь она около восьмисот тысяч километров!

По выходу из Суэцкого залива в светлое время суток приступаем к визуальным наблюдениям. Каждому достаётся по два часа вахты. Тот, чья вахта с утра, ставит троллы. Троллы – это длинные, метров по сто пятьдесят, капроновые фалы, к которым крепятся на вертлюге тонкие стальные тросики-поводцы с крючком. Наживкой обычно служат пластиковые кальмары. Для создания большего соблазна в верхушку цевья крючка в специальную петельку-уздечку, утяжелённую свинцом, с двух сторон запрессован «бриллиант» – блескучая стекляшка, имитирующая глаза. Под водой блеск её виден издалека, подманивая хищников, на которых и выставляется тролл.

Троллы выпускаются с кормы – два по бортам, два на «выстрелах» (бамбуковых шестах), вынесенных ещё дальше от бортов судна. Длина тролла должна быть такой, чтобы крючки находились на расстоянии, превышающем зону наиболее активного действия вспененной винтом воды. Конечно, по методике следует тролловые работы выполнять на скорости три-четыре узла, но мы торопимся к месту осуществления основных работ, а троллы – это всего лишь попутная рыбная ловля сверх программы.

Позже, во время работы в Йемене, мне довелось принимать участие в тролловом промысле с местными рыбаками. На леске в три-четыре миллиметра закреплён парный крючок-двойник, к цевью которого проволокой прикручена белая плоская (когда-то костяная, а теперь полимерная) пластинка. Все это тянется за кормой юркой лодки-хури под мощным навесным мотором. Промысел довольно успешен, при хорошем клёве хури доверху заполняется желтопёрым тунцом по двадцать-тридцать, а то и до шестидесяти килограммов весом. Хорошо клюют на эту снасть парусники, марлины, рыба-меч, копьеносцы. Но немало и обрывов крючков.

На дне, на глубинах триста – четыреста метров, на которых мы добываем тралом глубоководных лангустов, постоянно цепляются за траловую снасть и крючки утерянных йеменскими рыбаками троллов. Некоторые хоть в музей помещай, до того древние: костяные пластинки их насквозь изъедены морской живностью и выглядят как странные кружева. Видимо, на такую же снасть ловили далёкие предки нынешних рыбаков.

На троллы ловить лучше всего на утренней или вечерней зорьке в период интенсивного клёва крупных пелагических рыб – тунцов, барракуд, мечеобразных. В прибрежной зоне некоторых стран тролловый лов – основной вид промысла этих хищников.

Красное море в летний период спокойно, как озеро. Изредка из-под форштевня вырвется вспугнутая судном летающая рыбка и промчится над остекленевшей поверхностью, сближаясь с собственным отражением. Направление её полёта прямолинейно и предсказуемо. Но иногда вдруг, уловив порыв ветерка, она резко сворачивает в сторону и скрывается в недвижной синеве. А на поверхности воды, как от брошенного камня, долго расходятся круги, пока не погасятся волной от судна. Порой заплещется стайка макрелевых или полосатых тунцов и сгинет, почувствовав близкое присутствие дельфинов…

Вставать в шесть утра – не самое любимое моё занятие, но именно поэтому я и записался на первую вахту, конкурентов у меня не было. Один за другим ставлю троллы, поёживаясь от всепроникающей сырости, а потом, смахнув с кнехта росу и подстелив картонку, усаживаюсь наблюдать за снастью и встречать рассвет.

Небо равномерно алеет сразу на целой трети горизонта, и только над головой, почти в зените, с теневой стороны рассредоточенных эфемерных ночных облачков просматривается лиловатость – грядущая голубизна.

Сморю на запад – тускло мерцают последние звёзды, а на востоке прямо из моря, вот оно – медленно, словно преодолевая притяжение океана, поднимается алое светило.

Незаметно и без следа тают ночные облака, исчезают звёзды. Я понимаю, как далеко солнцу до моря, но ощущение такое, что с него стекают потоки воды, оттого-то оно холодное, щербатое, кирпично-малиновое. С трудом верится, на что оно способно днём!

Резче пахнет сыростью, волглым брезентом, снастями. Влага собирается в отдельные крупные капли, они падают на палубу, объединяются в микроручейки и по смоляному стыку досок палубы, не смачивая их, сбегают в ватервейсы и через шпигаты за борт.