Сергей Горошкевич - Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть II

Люблю преодоленную смущенность
В беспечной трате прожитых часов, —
Блужданье вдоль опасных берегов, —
И страх почуять сердцем углубленность.

Люблю мгновенно созданный кумир:
Его мгновенье новое разрушит.
Любовь – печаль. Влюбленность – яркий пир.

Огней беспечных разум не потушит.
Любовь как смерть. Влюбленность же – как сон.
Тот видит сновиденья, кто влюблен.

Любви утехи длятся миг единый,
Любви страданья длятся долгий век.

Страж любви – судьба-мздоимец
Счастье пестует не век.
Кто сегодня был любимец —
Завтра нищий человек.

За женщиной мы гонимся упорно,
азартом распаляя обожание,
но быстро стынут радости от формы
и грустно проступает содержание.

Когда я в тебя влюбился —
во мне кто-то другой народился!
И был он слабый, непрочный,
был хрупкой и чуткой почкой… /…/
Ты говорила – то ли мне, то ли ему:
– Какой-то ты странный стал… не пойму!
Вроде чужой и вроде родной… —
Когда ты стояла рядом со мной,
Я слышал, чувствуя в жилах тепло, —
возле сердца второе сердце росло. /…/
И стал я знать и больше и дальше,
и стал я жить без позы, без фальши.
Стал видеть, что раньше сроду не видел,
любить, что раньше я ненавидел!.. /…/
Я стал как деталь, что послушна резцу, —
я слышу, как сам из себя я расту! /…/
И слышу и чувствую наяву и во сне,
как прежнее «я» умирает во мне!

Огонь любви, огонь живительный,
Все говорят; но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
Он душу, объятую им!

Воображенье пылко рисовало
Мне радости любви, волнуя кровь…
Но у любви с мечтою сходства мало:
Вот истина для тех, кто знал любовь.
И все ж не мнил я, что любви начало
Столь близко от конца ее и вновь
Не суждено ее вернуться дару
И что в любви найду я злую кару.

Нет, я не мнил, что счастья благодать
Несчастьем обернется, и отныне
Я обречен о счастье вспоминать,
Как вспоминают о воде в пустыне…
Не уставая память проклинать,
Забвения прошу как благостыни,
Но длится столько лет мой ад земной:
Увы, любовь не разлучить со мной.

Не мнил я скорой для себя угрозы,
Не знал, что счастья луч, мелькнув, погас:
С тех пор тоски неутолимой слезы
Все льются из моих усталых глаз.

О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей! /…/

Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.

Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор и речи,
И смех младенчески живой?

И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он! /…/

И что ж, от долгого мученья,
Как пепл сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез.

Не сотвори себе кумира;
Но, верный сердцу одному,
Я был готов все блага мира
Отдать кумиру моему.
Кумир немой, кумир суровый,
Он мне сиял, как божество,
И я клялся его оковы
Влачить до гробы моего.

Полубезумен и тревожен,
С печалью скорби на челе,
В цепях я мнил, что рай возможен
Не в небесах, а на земле. —
Так, чем свобода безнадежней,
Чем наши цепи тяжелей,
Тем ярче блеск надежды прежней
Иль идеал грядущих дней.

Но я разбил кумир надменный,
Кумир развенчанный – упал,
И я же – раб его смиренный,
Его обломки растоптал.
И без любви, без упованья,
Не призывая тайных сил,
Я глубоко мои страданья
В самом себе похоронил.

Бывает так: живешь в неволе —
В безвыходной сердечной боли.
Потом, бывает, минет срок,
И боль уйдет, как дождь в песок.

И море, море, море перед нами.
За выщербленной дамбой грохоча,
Играет буря
черными волнами,
И догорает в маяке свеча.

Но ты сказала:
– Тот, кто может плавать,
Тому на этом свете не страшна
Ни тихая, обманчивая заводь,
Ни штормовая, дикая волна.

И в тот же миг
волны возвратной сила,
Угрюмо оттолкнувшись от земли,
Меня с любимой вместе в море смыла,
И мы поплыли оба как могли.

И больше не подвластные прибою,
Плывущие без отдыха и сна,
Волны возвратной
жертвы мы с тобою —
Нас не пускает на берег она.

Не знали мы,
что счастье только в этом —
Открытом настежь море —
не мертво,
Что лишь для тех оно не под запретом,
Кто не страшится счастья своего.

Мы к берегу стремились
что есть силы,
Обетованной жаждали земли,
Мы обрели,
нашли
покой постылый —
И на погибель счастье обрекли.

Так любовь глубока,
Что становится темной и вязкой.
Как в июле река
Покрывается глупою ряской.

Покидаешь опять
Эту пресную, клейкую жижу.
Повторять, повторять:
«Презираю. Боюсь. Ненавижу».

Пресыщаясь легко
Одиночеством, ждешь и жалеешь
Чувство, белое, как молоко,
Золотое, как свет, который продлить не умеешь.