Сергей Горошкевич - Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть II

Так жил и я – и дни мои летели,
Но вдруг, блеснув в их праздничном апреле,
Твой взор мне кинул в сердце сотню стрел.

И слышу, как жизнь молодая
Желания будит в крови,
Как сердце дрожит, изнывая
Тоской беспредметной любви…

Будет день, словно миг веселья.
Мы забудем все имена.
Ты сама придешь в мою келью
И разбудишь меня от сна.

По лицу, объятому дрожью,
Угадаешь думы мои.
Но все прежнее станет ложью,
Чуть займутся лучи Твои.

Пускай жестоко жизнь играет мною,
Иль детски я играю ей:
Любовь меня возвысит над бедою,
Спасет из хаоса страстей,
Очистит дух святынею страдания,
И жизнь я вытерплю мою,
И горечь слез и тяжесть испытания
В ней за любовь благословляю.

Настроений мимолетных
Волны зыбкие бегут
И стремлений безотчетных
Пену мутную несут.

Сменой их нетерпеливой
Как душа утомлена!
Как тревогою ревнивой
О промчавшемся полна!

Лаской, негой, песней звучной,
О, волшебница любовь,
Задержи полет докучный
Исчезающих часов!

Оборви рукою нежной
Ту связующую нить,
Что из сердца в мир безбрежный
Я, безумец, вздумал свить!

Отгони своим дыханьем
Звуки жизни, жизни сны,
И повей очарованьем
Расцветающей весны.

Очаруй мой дух унылый,
Утомленный и больной,
Грезой девственной и милой,
Небледнеющей мечтой.

Я сегодня смеюсь над собой…
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки
Детской сказки наивной, смешной.

Я устал от белил и румян
И от вечной трагической маски,
Я хочу хоть немножечко ласки,
Чтоб забыть этот глупый обман.

Где ты, моя Ариадна?
Где твой волшебный клубок?
Я в лабиринте блуждаю,
Я без тебя изнемог. /…/

Много дорог здесь, но света
Нет, и не видно пути.
Страшно и трудно в пустыне
Мраку навстречу идти. /…/

Где ж ты, моя Ариадна?
Где путеводная нить?
Только она мне поможет
Дверь Лабиринта открыть.

Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех нас гроб, зевая, ждет.

Но меж тварей наземных, речных и морских,
Тигров, коршунов, змей, затаившихся в чащах,
Средь визжащих, ревущих, свистящих, рычащих
В это мерзком зверинце пороков людских

Есть один – безобразнее всех, что кругом,
Самый лютый, хоть шума не любящий, скрытный.
Он охотно и землю столкнул бы с орбиты,
Проглотил бы весь мир исполинским зевком.

Все мимолетно – радости и мука,
Но вечное проклятие богов —
Не смерть, не старость, не болезнь, а скука,
Немая скука долгих вечеров.
Скучать с приличным видом есть наука
Важнейшая для умных и глупцов:
Подруги наши – страсть, любовь иль злоба,
А скука – вечная жена до гроба.

Просило сердце впечатлений,
И теплых слез просило вновь,
И новых ласк, и вдохновений,
Просило новую любовь.

Воспоминания… О, ветра золотого
Порыв, скорей в лицо мне пламенем повей
И возроди меня из пепла прежних дней!
И ты проснись, о кровь, дабы окрасить бледность,
Которой облекла мой облик повседневность,
Облагородь лазурь, зажги огонь зари
И дар бесцветности в душе моей сотри!
Пусть с неприязнью я признаю, вспоминая:
Дитя пугливое… Обманчивость лесная…
Тишь – соучастница младенческих невзгод…
Пускай в моей груди холодной оживет
Азартный зов любви – и брызнет громкой трелью…
Охотница, ищи волшебное ущелье.

Жизнь! Что мне надо от тебя, – не знаю.
Остыла грусть, младенчества удел.
Но так скучать, как я теперь скучаю,
Бог милосердный людям не велел.

И если где-нибудь живет и дышит,
Тот, кто навек назначен мне судьбой,
Что ж не приходит он ко мне, не слышит,
Еще не ослабевший голос мой?

Я не хочу держать себя в руках.
Уздечка рвется, и слабеют путы.
Шальные молотки стучат в висках,
Отсчитывая звонкие минуты.

Сдана в архив привычная хандра,
Пришло опять знакомое волненье.
Пора, пора, уже давно пора

Найти рукам другое примененье.

Осточертел размеренный покой,
Кислейший вкус намеренья благого,
И я хочу опять своей рукой
Держать в руках кого-нибудь другого.