Ольга Кафанова - Переводы Н. М. Карамзина как культурный универсум

Героиня, оставшаяся безымянной, происходила из знатной итальянской семьи. Она начинает свое повествование с воспоминаний о первой влюбленности, которая стала возможной благодаря содействию ее подруги: «Подруга моя вышла замуж за маркиза Венузи, в которого она около года была влюблена; я знала ее тайну, и сия поверенность весьма разгорячила мое воображение и некоторым образом развратила мое сердце» (XIV, 147). Затем, на протяжении всего рассказа, она неоднократно будет говорить о пагубном влиянии на нее четы Венузи. На самом деле ничего предосудительного девушка не сделала, она только познакомилась с влюбленным в нее юношей, графом Бельмир, скрывавшимся от преследований своего дяди, герцога Ч***. Жанлис проповедует любимую ею мораль: залогом добродетельного поведения воспитанной девушки является безоговорочное послушание родителям. Ничего особенно необычного в этой требовательности не было. Фактически вплоть до середины 1830-х годов и в Европе, и в России свидания юных девушек с молодыми людьми происходили только с разрешения родителей и, как правило, в их присутствии. А родители разрешали дочерям беседовать и встречаться только с потенциальными женихами.

Однако в повести Жанлис молодая девушка невольно нарушила это правило, за что себя очень корила: «Я не смела рассуждать о всем случившемся; страшилась исследывать сердце мое, боялась спроситься у моей совести. Я не могла понять, каким образом без ведома матери моей и среди ночи была я в состоянии слушать молодого человека, совсем мне незнакомого, который осмелился говорить мне о своей страсти. <���…> Опасность моего положения приводила меня в трепет» (XIV, 150–151). Встретившись с графом, кстати, совсем юным молодым человеком (ему было только восемнадцать лет) на маскараде спустя три месяца, она слезами выдала свою склонность. Бельмир надеялся просить ее руки через полгода.

Тем временем отец решает выдать дочь за посватавшегося герцога Ч***, не спросив предварительно ее согласия. Как послушная девочка, она повиновалась родительской воле, но с первого взгляда будущий муж ей очень не понравился: «Увидев его в первый раз, почувствовала я от него непреодолимое отвращение…» (XIV, 155). Он был хорош собой, «но в глазах его видна была некоторая коварность и свирепость, которая при первом взгляде занимала внимание более, нежели правильность черт лица его и хороший стан. Взор его был весьма проницателен и дик; и когда хотел он сделать его приятным, то видно было в нем притворство» (XIV, 154).

Итак, героиня была выдана замуж за человека, внушавшего ей ужас, но в повести не было еще намека на интимные страдания, которые появятся в женской литературе значительно позже, по-видимому, в творчестве Жорж Санд. Однако юная герцогиня была очень несчастна: «…вошедши в тот дом, где мне надлежало вечно жить – разлучась с моею матерью, с друзьями моими, со всеми знакомыми – почувствовала я в сердце своем такую ужасную горесть, которую описать не в силах» (XIV, 156). Вскоре она узнала, что граф Бельмир потерял своего отца и поручен до своего совершеннолетия под опекунство ее мужа, его родственника.

Молодая женщина для облегчения своих страданий решилась раскрыть свою душу в письмах к подруге; не называя имени, признавалась она, что не может «победить несчастной своей страсти» и говорила об отвращении к мужу: «Я писала к ней, что всякой день открываю в нем новые пороки, и в характере его вижу такую жестокость, которая весьма оправдывает мое от него отвращение» (XIV, 160). Забегая вперед, можно заметить, что впоследствии рассказчица винила себя в новой опрометчивости: «Таким образом новою безрассудностию усугубляла я несчастие свое» (XIV, 160). Герцог Ч***, будучи очень ревнивым, вскрывал все ее письма, считал ее неверной и начал вынашивать месть. Герцогиня Ч*** родила дочь, сама кормила ее грудью в духе идеалов Жан Жака Руссо, и радости материнства заставили ее немного забыть свое горе. Но как только она отняла ребенка от груди, ее муж осуществил давно продуманный им план мщения. Он увез молодую жену с ребенком в деревню, расположенную в двенадцати милях от Неаполя. В старинном замке, въезд в который осуществлялся через подъемный мост, в подвале находилась неизвестная никому темница, в которую не проникал ни один луч света. Там злодей и намеревался заточить свою жену, имитируя для всех окружающих ее смерть. Он все тщательно продумал: дал жене опиум, создал ее восковую копию, которую и положил в гроб.

Герцог Ч*** требовал от своей жены имени ее любовника, но та не могла назвать юного графа Бельмира, боясь за его жизнь. И тогда зверский план был приведен в действие: он отказался от светской жизни, поселился в средневековом замке, чтобы постоянно быть тюремщиком своей жертвы, жизнь которой он сохранял ради продления ее мучений. А она не в силах была описать своего потрясения: «Как изобразить мне почувствованный мною ужас, когда, открыв глаза, увидела я себя в подземной темнице, окруженную густым мраком и лежащую на соломе!… Я закричала – во глубине пещеры; эхо повторило жалостный вопль мой, привело в трепет и увеличило ужас мой» (XIV, 183).

Сам по себе этот материал мог бы послужить сюжетом для романа ужасов в духе Анны Радклиф. Позднее, в оригинальной повести «Остров Борнгольм», Карамзин использует мотив «женщины в подземелье» в традициях готического жанра 24 24 «История герцогини Ч***» послужила источником «Сицилийского романа» А. Радклиф и одного из эпизодов ее прмана «Тайны Удольфо». См.: Вацуро В. Э . Литературно-философская проблематика повести Карамзина «Остров Борнгольм» //Державин и Карамзин в литературном движении XVIII – начала XIX века. (XVIII век. Сб. 8). Л.: «Наука», 1969. С. 201–203. , но Жанлис стремилась извлечь из него нравоучение. Страшная судьба молодой женщины, заживо погребенной в течение девяти лет, призвана была продемонстрировать спасительную веру в мудрое провидение, помогающую выжить в невыносимых условиях.

Морализацией проникнуто все повествование: рассказчица при каждом удобном случае говорит о пагубных последствиях духовной разобщенности родителей и детей, явившейся причиной ее несчастий. Переживания заключенной в нечеловеческих условиях выписаны с рационалистической обстоятельностью. Почти не касаясь физической стороны страданий молодой женщины, которая не получала ничего, кроме воды и хлеба, Жанлис изобразила ее быструю и психологически малообоснованную эволюцию от бунта против Провидения, желания «прервать нить жизни своей» до примирения, приятия своего положения, в котором она видела и свою вину. «Неописанное утешение» нашла она в молитве: «Большую часть дня или ночи, прохаживалась я по пространной своей темнице; сочиняла стихи, которые громко твердила; знав музыку и имея хороший голос, сочиняла я гимны и с величайшим удовольствием пела их и слушала эхо, мне ответствовавшее. Сон мой был покоен; приятные сновидения представляли мне отца моего, мать мою и дочь; я видела их всегда счастливых и довольных» (XIV, 202–203).