Аллан Крончер - PER ASPERА. Документальный роман на тему российской экономики

Без этого, без более или менее нормальных людей в вашем окружении, существование в советской системе для очень многих было бы абсолютно невыносимым, а то и невозможным (знаю по собственному опыту).

Другой важный фактор заключался в том, что никакие жертвы не в состоянии спасти неэффективную хозяйственную систему. Жертвы продлевают ей жизнь, но не могут сделать ее здоровой и жизнеспособной. Люди старались сделать свою жизнь получше, а себя – благополучнее, что им в определенной степени удавалось, часто за счет системы, и вот тут она начинала «пробуксовывать».

Попытки же дать людям немного больше, чтобы стимулировать их труд, были началом конца системы (да, который все еще полностью не наступил), капитуляцией или, лучше сказать, признанием неспособности системы создать нужный ей человеческий тип, работающий из одной только потребности работать.

Система потерпела неудачу именно на «человеческом факторе», на людях, которые не протестовали и не сопротивлялись в своем большинстве, но и не подчинились системе полностью.

Это был своего рода описанный Салтыковым-Щедриным «бунт на коленях», когда не высказывается открытое недовольство, но нет и настоящего подчинения. Люди стремились выжить, и выжить по возможности получше, и это разрушало систему, в которой давно уже не было ни революций, ни заговоров, ни организованного сопротивления.

Строители и слуги советской пирамиды, о которой пойдет речь дальше, были одновременно ее разрушителями и врагами – даже тогда, когда они работали над ее постройкой.

Так значит, «советский человек» не существует, есть лишь деформированный тип обычного человека?

Нет, и этот ответ недостаточно верный. На мой взгляд положение выглядит следующим образом.

Есть определенный психологический тип, представители которого встречаются не только в советской России.

Вспомним Салтыкова-Щедрина, который описывал Россию второй половины XIX века, где-то 140—150 лет назад. Его описания, в том числе и человеческих типов, в первую очередь в повести «Господа ташкентцы», хорошо подходят и к советской России, и к перестройке, и к послеперестроечным временам.

Стало быть, тип, который называют «Homo Soveticus», существует на территории России не менее 140 лет и, следовательно, свойственен не только советской системе? Позволю себе длинную цитату из Щедрина (с некоторыми сокращениями).

«Ташкент, как термин географический, есть страна, лежащая на юго-восток от Оренбургской губернии. … Как термин отвлеченный Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам, и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем ( т. е. ссылка, сослать «куда Макар телят не гонял», АК ). Если вы находитесь в городе, о котором сказано: жителей столько-то, приходских церквей столько-то, училищ нет, библиотек нет, острог ( тюрьма, АК ) один и т. д. – вы находитесь в самом сердце Ташкента.

Наш Ташкент, о котором мы ведем здесь речь, находится там, где дерутся и бьют.

Я заключил, что кроме тех границ, которые невозможно определить, Ташкент существует еще и за границею.

Ташкент удобно мирится с железными дорогами, с устностью, гласностью, одним словом, со всеми выгодами, которыми, по всей справедливости, гордится так называемая цивилизация. Прибавьте только к этим выгодам самое маленькое слово: фюить! ( ссылка, сослать, АК ) – и вы получите такой Ташкент, лучше которого желать не надо».

Другими словами: по мнению Щедрина, Ташкент как понятие, и ташкентцы как тип могут существовать везде и всюду. Добавим: и в любые времена.

Я думаю, что все попытки ответить на вопрос: что же все-таки такое «Homo Soveticus» будут беспредметными, пока не удастся выделить его определяющие, неповторимые черты – если они есть…

Я понимаю, что здесь открывается невероятно широкий простор для творчества и воображения. Поэтому я ограничусь попытками выделить один-два фактора, главных с моей точки зрения, точки зрения экономиста, черты, решающими для существования хозяйственной системы советского типа.

Конечно, решающим фактором существования советской и пост-советской экономики служит невероятная способность переносить материальные неудобства – как говорил Щедрин, «твердость в бедствиях».

И все же, я не думаю, что это специфическая особенность именно «советского человека» – Щедрин отмечал ее наличие в XIX веке, и я думаю, эта человеческая особенность существовала гораздо раньше, а то и всегда.

Это черта, использование которой позволило советской системе возникнуть и долго держаться, как способствовала и проведению дальнейших безумных экспериментов. Но для «Homo Soveticus» нужно что-то более специфичное, не просто терпеливость.

Терпеливость работников использовалась и в других экономических системах – рабовладельческой, феодальной, хотя и не столь безграничная. Но создание и поддержание нерациональной экономической системы, как и восторг по поводу проведения заведомо обреченных на неудачу последующих экспериментов, требовало чего-то другого.

Конечно, советская система возникла на определенной – и благоприятной почве, однако «ташкентец» и «митрофан» – другой собирательный образ Щедрина в «Господах ташкентцах», речь о котором пойдет в другом месте, – или их комбинация были не просто перенесены на советскую почву, этого было недостаточно, понадобилось создавать специальный тип, и советская пропаганда была сознательно, четко и открыто направлена на формирование такого человека.

С моей точки зрения для того, чтобы создать советскую хозяйственную систему, поддерживать ее существование в течение 70-и лет, а затем участвовать в в создании псевдорыночной экономики, считая, что вот это-то и есть настоящий рынок, надо обладать следующими двумя особенностями: трудностями в адекватном восприятии реального мира и сильной склонностью к его мифологизации.

Идеологическая обработка советского населения заключалась в первую очередь в развитии именно этих особенностей, хотя и не только этих.

Я подчеркиваю: развитии, а не создании – создание такого рода психологии вряд ли было под силу даже советскому пропагандистскому аппарату. Но развить эти черты и до очень серьезных масштабов – это другое дело.

Неадекватность отражения окружающей среды и дополнение полученной картины воображением – обычные человеческие свойства, пока они не становятся гипертрофированными.

Одно из положений социальной психологии гласит, что мы действуем в соответствии не с окружающей средой, а своими представлениями о ней. Поступки человека становятся странными и даже опасными, для него и/или других, если его представление об окружающей среде слишком сильно расходятся с действительностью.