Аллан Крончер - PER ASPERА. Документальный роман на тему российской экономики

Лена, занимаясь билетом, начинает вполголоса разговор со мной.

– Очень вас мучили?

– Да вы знаете, не слишком. С работы выгнали, и это почти все.

Ну, такого участия, да еще в официальном месте я не ожидал. Девчонки то ли не слушают, то ли делают вид, что не слышат.

– А у вас сейчас какой-то важный праздник? Я проходила мимо синагоги и там было очень много народа. Это, наверное, самый важный ваш праздник?

Я чувствую себя глубоко тронутым. Ну и место этот Загранаэрофлот! Голова начинает кружиться.

– Один из самых важных. И во всяком случае, самый веселый (Симхат Тора; про Пурим я тогда не знал).

– Я так и поняла. Там было очень много людей и они веселились.

Такое серьезное, красивое лицо. Ну, почему я тебя не встретил раньше, а только теперь, когда у меня, не считая дня отъезда, остается шесть дней?

– Лена, если бы у вас было сегодня вечером немного времени, мы бы могли больше поговорить.

Лена как-то неуверенно смотрит в сторону – в сторону своих коллег, одна из которых, глядя перед собой и с нейтральным видом, произносит громким шепотом: «Соглашайся!»

– Да, мы могли бы увидеться – там-то и тогда-то.

Выхожу из Аэрофлота и звоню в ОВИР.

– Хорошо. Когда принесете справку о квартире, я исправлю вам дату.

Вечер.

– Спасибо, что пришли, Лена.

– Ведь я же обещала.

Такая чудесная улыбка. Мы разговариваем о том о сем, и когда я говорю, что последнее время работал лифтером, ее лицо становится грустным. Но я уверяю ее, что это было не худшее время в моей жизни.

Во-первых, я был почти уверен в отъезде. Сам я шума не поднимал, весь шум вокруг меня устроила перепуганная Плехановка (я был первым в Москве преподавателем высшей школы, подавшим на выезд), где меня не только выгнали, но и потребовали забрать все дипломы. Дурацкое требование «наверху» игнорировали, но о происшедшем стала писать западная пресса, и я стал неудобной фигурой, от которой, видимо, постарались поскорее отделаться.

Я, кстати, написал в ЦК КПСС протест против действий Плехановки, отметив, что для того, чтобы я перестал быть ученым, у меня надо забрать не дипломы, а голову (будучи уверенным, что сегодня мне это не грозит). Потом все это появилось в «самиздате» и тоже попало на Запад.

Это было второе обстоятельство, придававшее мне уверенность – прикрытие западной прессы. Если бы со мной что-то случилось, мои друзья известили западных корреспондентов в Москве, а те передали информацию в свои пресс-агентства.

Возможно, мои надежды могли быть преувеличены, но, во всяком случае, они меня успокаивали. Что мне действительно угрожало, это безработица, создававшая возможность обвинения в «тунеядстве» и высылки на 101-й километр из Москвы. Тогда конец моим контактам и, соответственно, прикрытию. А там принудительная и самая примитивная работа, уборка улиц, например, а отъезд был бы весьма и весьма проблематичным. А я становился примером того, что может случиться с человеком, слишком серьезно воспринимавшим обещания советского правительства о воссоединении семей.

Нужна была работа и хоть какая-то зарплата. С записью в трудовой книжке «уволен из-за несоответствия требованиям, предъявляемым к советскому ученому» (которой я очень гордился – я вам официально не советский, а настоящий ученый), устроиться на работу хоть сколько-нибудь близкую к моей специальности, даже цеховым экономистом на каком-нибудь заводе, нечего было и думать.

Я стал принимать меры. Прежде всего, по совету друзей, я послал заявление в районный отдел трудоустройства с просьбой предоставить работу по специальности – доцент на кафедре планирования народного хозяйства. Оно служило кое-каким прикрытием от обвинений в уклонении от общественно-полезного труда. Ответа я, естественно, не получил.

Второе – найти работу, на которую бы меня взяли – простую, но где не хватало рабочей силы. Меня взяли почтальоном (по разноске телеграмм), но через два дня, когда Би-Би-Си передало, что советский ученый, захотевший уехать в Израиль, разносит почту, меня вызвали в отдел кадров и сообщили, что человек с высшим образованием такую должность занимать по закону не может – снова увольнение.

Я стал принимать новые меры. Прежде всего, я попросил друзей ничего не говорить западным журналистам, чтобы меня не выгнали второй раз. Во-вторых, надо было найти работу, где был очень сильный дефицит рабочей силы и куда меня бы взяли несмотря ни на что. Таую работу я нашел – лифтером.

Есть правило, по которому лифт не должен работать без лифтера, которых очень не хватало – мало желающих работать за 45 рублей (минимальная зарплата в те времена), поэтому лифт, запертый на замок, был нередким зрелищем в Москве. Стало быть, лифтер. Работа, как говорится, не пыльная, и можно возле лифта учить иврит – самоучители из Израиля у нас были.

Оставался вопрос о моем высшем – еще как высшем! кандидат наук и доцент, – образовании. И тут мне повезло!

Вхожу в местный ЖЭК (жилищно-эксплуатационную контору), в комнатку начальника – начальницы в данном случае – отдела кадров, и слышу:

– Здравствуйте, Александр Владимирович!

Стою в полной растерянности.

– Я ваша бывшая студентка. Хотите у нас поработать? Могу послать вас на курсы лифтеров-диспетчеров, зарплата будет чуть больше (47 рублей с копейками) и ни о чем не беспокойтесь (в смысле о моем сверхвысоком образовании).

Тоже в курсе дела? Би-Би-Си слушает? Ну, удачная встреча!

И через месяц курсов, после блестяще сданных экзаменов, я становлюсь дипломированным лифтером-диспетчером. Впрочем, работаю простым лифтером в четырнадцатиэтажном доме-башне, в районе новостроек, что, как впоследствии выяснилось, было очень хорошо, неподалеку от своего дома, что тоже очень удобно. Зарплата без никаких, 47 рублей, вместо обычных 45.

Лена, которая сначала слушает с грустным и сочувственным видом (как приятно, что она переживет за меня!), постепенно светлеет, затем начинает улыбаться и под конец смеяться – я стараюсь, чтобы рассказ звучал как можно веселее.

– Но я думаю, вам на самом деле было совсем не так весело.

– Лена, если бы я действительно скатился почти в самый низ общества, это было бы невесело. Но это был промежуточный шаг к выезду, в котором я был почти уверен, а это совсем другое дело. Вот послушайте.

Вокруг шло жилищное строительство и дом, где я работал, был тоже новый.

– Вы еще сказали, что это было хорошо.

– Вот-вот, я к этому и иду. Комнатка для лифтеров была одновременно и помещением для строителей, работавших в окружающих домах, где они собирались на перерыв. Это был простой и очень хороший народ, для которого я придумал историю, чтобы не вызывать слишком большой сенсации.