Лейла Хугаева - Любовь и ненависть в Корнеллском университете

Я с любопытством посмотрела в его зеленые глаза. Зачем ему все это надо? Его глаза оставались совершенно непроницаемы, мне даже почудилось какое-то трогательное волнение в их потемневшей глубине.

– Госпожа Бовари? Но почему вы решили, что я справлюсь с ролью?

– Я видел, как вы танцуете, я читал ваши стихи и рассказы в газете Корнелля. Наконец, ваш дружеский кружок уже известен в университете своей академичностью и глубокими познаниями в литературе.

Заговорив о моих друзьях, он внушил мне некоторое доверие. Но вспомнив о друзьях, я преодолела все проснувшиеся было соблазны в душе, и жестко отказала.

– Пожалуйста, не будем больше возвращаться к этому разговору. Мои друзья тоже не рекомендовали мне театральную деятельность.

На этом я поставила точку, и больше уже не думала о мистере Филлипсе.

Приближалось время летних каникул, мои друзья с радостью готовились вернуться домой. И только я твердо сказала, что никуда не поеду. Во первых, я никогда не видела такой красоты природы и наслаждалась каждым днем проведенным в Итаке, ведь некому было меня баловать туристическими круизами. И летом, когда все эта красота обозначилась во всем своем цвету и роскоши, мне меньше всего хотелось ее покидать. И тем не менее не это обстоятельство послужило главной причиной моего отказа. Я решила остаться, чтобы поработать в одной из крупнейших библиотек в Америке, пока мои друзья будут отдыхать. Они заслужили отдых, они так много всего знают, а мне надо использовать это время, чтобы приблизиться хотя бы к их уровню. Список книг, которые мне надо прочитать я составляла долго и основательно, выводя имена авторов из наших долгих бесед с друзьями.

– Какая ерунда! – сказал Гия. – Поедем со мной в Грузию, я покажу тебе самые красивые места.

Аврора, поедем в деревню к моему деду, там не только очень красиво, у моего деда потрясающая библиотека, я тебе рассказывал!

Я отказала своим друзьям, скрипя сердце, которое всей своей глубиной рвалось ехать вместе с ними. Но я чувствовала, что для того чтобы сосредоточится мне нужно уединение, иначе я буду отдыхать вместе с ними и никакая сила не заставит меня работать. Я ведь тоже изрядно устала за этот год.

Я поступила неправильно, хотя в конечном итоге все наши невзгоды обернулись нам на пользу. Но на тот период я приготовила себе много ненужной боли.

Друзья мои разъехались, и я принялась аккуратно посещать библиотеку, одалживая нужные мне книги и проводя много времени с этими книгами на лоне природы. И конечно меня нашел Андре Филлипс, которому это опять не составило никакого труда. Но тогда я была поражена.

– Вы? Что вы здесь делаете? Разве вы не на каникулах как все? Здесь только школьники из летних школ да я.

– Вы ошибаетесь. Вся наша труппа здесь. Мы изменили репертуар, подготовили пьесу по госпоже Бовари и ждем вас. Вы наверное думаете я избалованный мальчишка, который привык получать все что захочет… Вы не представляете каким одиноким растет человек в этих домах, подавляющих с детства своей роскошью… Вы не представляете что значит быть сыном человека который привык командовать армиями или целой страной… Я знаю, что все это звучит как сентиментальная роль из плохой пьесы, но эта правда… Помогите мне пожалуйста стать частью вашего небольшого коллектива. Вашим друзьям я не понравился, но ведь они ничего обо мне не знают. Я восхищаюсь ими. Я хочу чтобы вас узнало как можно больше людей в университете, чтобы мы вместе побороли романтизм, чтобы миссис Уэйн помогла нам с подбором пьес, чтобы мы тоже перестали быть наивными пошляками и могли похвастать вашим утонченным вкусом.

Он заходил с правильной стороны. Мои друзья, которыми я жила и восхищалась. Тогда мне трудно было поверить, что к ним можно относиться иначе. Конечно, он искренен, что хочет стать частью нас. И хотя подсознание говорило мне, что все это фарс, и я чувствовала это в каком то приступе тошнотворной антипатии, которую не умела себе объяснить, я посчитала своим долгом скрыть свою неприязнь. Если человеку нужна помощь, я не вправе от него отворачиваться. У него был точный расчет. Друзей моих не было в кампусе, они не смогут помешать его плану. А я, стараясь ради друзей и из христианского сострадания, самым верным способом попаду в его сети. Так все и случилось.

Я так сильно скучала по моим друзьям, а он так вовремя представился как претендент на часть нашей компании. Часть моей нежности к друзьям перешла к нему незаметно для меня. Он так ловко изображал грусть и печаль недостойного нас человека, что я не поняла, как эта тонкая лесть ядом разлилась по моему сердцу. Я поверила, что жалею его за то, что он «элита», что у него «тяжелое детство» и «одиночество», что он лишен «нормального общения», отдавая приказы слугам и слыша в ответ только заискивания. Я поверила, что жалею его, я приняла снисходительный тон, я ждала своих друзей, которые, я была уверена в этом, выслушав его, тоже проникнуться сочувствием и возьмут на себя его перевоспитание. Трудно себе представить большую чушь. Но ведь влюбленность никогда не рождается от ума, и всегда от глупости. Я считала, что «реализм», который я исповедовала в литературе, вполне хранит меня от романтических глупостей, и приняла предложение поработать вместе над госпожой Бовари.

В этот момент ловушка захлопнулась, его лесть уже отравой самовлюбленности разлилась по моему сердцу, – отравой, которой на сознательном уровне я совершенно не фиксировала. Уверенная что работаю ради своих друзей, я не заметила, что приняла мысль о расширении «организации». На тот момент у нас был тесный личный круг и никакой организации. Мне просто польстила мысль, что мы могли бы стать новой другой настоящей организацией. И эту мысль внушил мне Андре. Нет, сама по себе мысль была хороша, и вскоре мы ее осуществим. Но на тот момент она была только яблоком соблазна, никаких предпосылок, ни теоретических ни практических не было, я не заметила как он пробудил во мне тщеславие. На тот момент мной двигало только тщеславие, но я не осознавала этого, я удачно проглотила крючок. Начав с ним работать над любовной историей, пусть даже историей любовного разочарования, в снисходительной уверенности, что я облагодетельствовала его своим участием, я предрешила свое падение. Оно стало только вопросом времени.

Мы целыми днями репетировали госпожу Бовари. Он сумел меня убедить, что я не только уникальная актриса на эту роль, но и уникальный режиссер, без которого его проекту конец. Я вошла в раж и на всю широту своей страстной натуры старалась создать настоящее «произведение искусства». Мое тщеславие было распалено как никогда. Он был скромен и грустен как никогда. «Жалость» затопила мое уже самовлюбившееся сердце. И когда он назначил мне первое свидание в ночном кампусе, я ни секунды не сомневалась, что необъятная нежность, которой откликнулось мое сердце на это предложение, было всего лишь моей жалостью к «бедному» несчастному юноше. И тем не менее я надела свой лучший наряд, постаравшись выглядеть настолько хорошо насколько это было в моих силах. Я не стала спрашивать себя, зачем я это делала. Мне было слишком хорошо, чтобы задавать себе мучительные вопросы.