Святослав Романов - Книга Атлантиды

Платон происходил из знатного афинского рода; в числе его предков был Солон, прославившийся не только своими законами и поэзией, но и путешествиями в Египет, Лидию и другие страны. Род Солона возводился к последнему царю Аттики Кодру, а через него — к самому Посейдону. Поскольку власть над островом атлантов также принадлежала Посейдону, мы должны запомнить этот факт.

Платон родился в 428 году до н. э., в разгар катастрофической для его родины Пелопоннесской войны. Вначале он хотел быть драматическим поэтом, однако встреча с Сократом резко изменила его судьбу. Платон обратился к философии и стал одним из недосягаемых образцов философской мудрости.

Подавляющее число дошедших от него произведений — диалоги, главным действующим лицом во многих из которых он сделал Сократа, своего учителя. Платон часто вкладывал в уста Сократа собственные мысли, однако содержание для диалогов черпал из собственных размышлений, бесед с друзьями и учениками и, наконец, из путешествий и общения с мудрецами других стран и городов. Мы знаем, что Платон побывал в Египте, Южной Италии и трижды ездил на Сицилию, причем последние два раза уже после основания в Афинах Академии, своей собственной философской школы. Античные биографы Платона утверждают, что целью первых его путешествий было именно обучение, приобщение к знаниям египетских жрецов и пифагорейских ученых. Ниже я покажу, что те и другие связаны единой (и, вероятно, «атлантической») традицией — по крайней мере, в вопросе о судьбе души после смерти.

Несмотря на большое количество текстов, подписанных именем Платона, сам философ относился к письменной речи довольно осторожно. Вот что он говорит о ней в диалоге «Федр»:

«[Рассуждает Сократ: ] Я слышал, что близ торгового города Навкратиса [5] Торговый город в Нижнем (Северном) Египте. Известно, что там с начала I тыс. до н. э. существовала колония греческих купцов и наемников. жил один из тамошних древних богов, которому посвящена птица, называемая ибисом. Имя этого божества — Тевт. Он первым изобрел число, арифметику, геометрию и астрономию, игру в шашки и кости, изобрел также и буквы. Царем всего Египта в то время был Тамус, сидевший в большом городе в Верхней [6] т. е. Южной. части страны. Этот город греки называют египетскими Фивами, а его бога — Аммоном. Однажды Тевт, пришедши к Тамусу, рассказал ему о своих искусствах и утверждал, что следует обучить им всех египтян. Но последний спросил его: «Какую пользу может доставить каждое из них?» Когда Тевт начал объяснять это, царь, судя по тому, хорошим или худым казалось ему изобретение, одно порицал, другое хвалил… Наконец, дело дошло до букв, и Тевт сказал: «Владыка! Эта наука сделает египтян мудрее и памятливее; я изобрел ее как средство для памяти и мудрости». Но царь отвечал: «Многоученый Тевт!.. Ты, отец букв, по родительской любви приписал им противоположное тому, что они могут. Ведь это они, ослабляя заботу о памяти, произведут в душах учеников забывчивость, потому что, полагаясь на внешнее письмо, изображенное чужими знаками, они не будут припоминать <���истину> внутренним образом — сами в себе. Значит, ты изобрел средство не для памяти, а для напоминания. Да и мудрость ученики приобретут у тебя не истинную, а кажущуюся, потому что, многого наслушавшись и ничего не изучая, будут воображать себя многознайками и, как мнимые мудрецы вместо истинных, останутся большей частью невеждами и несносными в общении людьми»«. [7] Здесь и далее фрагменты из диалогов Платона публикуются в переводе В. Н. Карпова. В перевод внесена необходимая (в основном стилистическая) правка.

Этот фрагмент стоит перечитать еще раз хотя бы из-за последних фраз: уж очень изображенный Платоном образ напоминает многих из «чистых ученых». «Несносность» таких мужей может быть «шпилькой» по отношению к Аристотелю, ведь последнюю часть «Федра» Платон писал в конце жизни и конфликт с учеником наверняка уже назревал.

Тем не менее для нас главное другое. Во-первых, письменная речь — только «памятка», не более того. Здесь тезис Платона подтверждают современные антропологи, полагающие, что «всеобщая грамотность» привела к утере человеком многих внерациональных мнемотехнических способностей — например, способностей к запоминанию огромных фрагментов текста, в том числе и на незнакомом языке. [8] Недаром Критий будет говорить, что он столь хорошо запомнил рассказ именно потому, что слышал его в детстве; в зрелом же возрасте он едва ли удержал бы его в памяти. К тому же чтение не может заменить размышления — а Платон вслед за Сократом настаивал, чтобы ученики думали сами, не позволяя за себя думать кому-то другому: обществу, родителям, даже учителю.

Во-вторых, перед нами возникает Египет, место, где разворачивается знаменитая беседа Солона с неназванным жрецом, изображенная Платоном в «Тимее» и «Критии». Тевт — это явно египетский бог Тот, создатель письменности и владыка божественных словес. В Греции с ним отождествлялся Гермес, который также являлся вестником богов и был, по одной из традиций, отцом Пифагора (точнее, некоего Эвфорба, который спустя несколько жизней возродился в качестве Пифагора).

В-третьих, Платон прямо подтверждает, что устная традиция в древности была более надежной. Поэтому следующий ниже рассказ Крития — кстати, двоюродного дяди Платона — о беседе их предка Солона с египетскими жрецами, имевшей место более чем за 150 лет до описываемых Платоном в «Тимее» и «Критии» событий, не должен вызывать у читателя сомнений в правдивости и адекватности. Предания, передаваемые из поколения в поколение, в древности обрастали куда меньшим числом вымыслов, чем в наше время. Тот факт, что египетские жрецы будут ссылаться на «священные записи», не должен нас смущать. Иероглифическая письменность Египта считалась греками более совершенной, чем греческая или финикийская буквенная (которую и придумал Тевт). Иероглиф, как это объясняли более поздние платоники, является прямым изображением смысла вещи, в отличие от буквенного письма, передающего звучание слова, выступающего в языке лишь знаком вещи.

Крантор из Сол, платоник, принадлежавший ко второму поколению «студентов» Академии, впрочем, имел на этот счет собственное мнение. Он был первым из последователей Платона, который написал комментарий на «Тимей» и в этом комментарии утверждал, что основатель их школы в «Тимее» и «Критии» изложил свою собственную беседу с египетскими жрецами, вложив ее в уста Солона. Если это так, то рассказ Платона становится еще более достоверным.

Итак, предоставим слово самому «виновнику» появления атлантологии. Ниже я привожу два обширных фрагмента из «Тимея» и «Крития», в которых речь идет об истории исчезнувшего острова.