Норбер Кастере - Зов бездны

Но, что особенно важно, у меня в записной книжке теперь были кое-какие наброски, и на следующее же утро я взял компас и, отсчитывая шаги, отправился от отверстия пропасти Раймонды к предполагаемому внешнему выходу разведанной накануне трубы. Под покровом леса сильно пересеченной местности я попытался проследить подземный маршрут, пройденный вчера.

Из-за досадной ошибки в дирекционном угле, допущенной по ту сторону зала Белки, я не смог проложить топографические кроки дальше этого зала и сложил здесь каменный тур. Поскольку в зале Белки на дне одной почти вертикальной трубы мы нашли раковины улиток и череп грызуна, мне показалось, что на поверхности могло существовать какое-то неизвестное отверстие. Его-то я и принялся отыскивать. Лишь на третий день упорных поисков я удостоверился, что всего в семнадцати метрах от моего тура имеется узкая щель, через которую пробивается слабый поток воздуха. Щель скрывали роскошные заросли, какие можно встретить только в Кум-Уарнэде. Не стану описывать, как я молотком и зубилом расширял эту дьявольскую расщелину; мне все же удалось протиснуться метров на семь и остановиться. Далее стенки расщелины сближались настолько, что в отверстие не проходила даже голова. Пришлось прибегнуть к помощи другого участника экспедиции. Он обладал двумя превосходными качествами — всегда можно было к нему обратиться, и потом он лучше всех мог проползать через самые невообразимые лазейки. Это был Франсис Бюга, двенадцатилетний мальчик, хранивший верность Кум-Уарнэду. Сюда он приезжал с отцом уже три года подряд. В нем, очевидно, жил беспокойный спелеологический «микроб», к тому же он обладал особыми склонностями или задатками, позволявшими ему проскальзывать в норы и трещины, недоступные взрослым.

В данном случае его помощь была особенно ценной, и два дня подряд связка Кастере — Бюга (одному шестьдесят два года, а другому двенадцать) покидала основной лагерь и поднималась до места, уже названного мной с несколько преждевременным оптимизмом колодцем Елей. Товарищи провожали нас любопытными и слегка ироническими взорами.

На второй день вечером мы вновь спустились в лагерь. Наши лица излучали победную улыбку. Кувалдой и зубилом нам удалось расширить лаз настолько, что Франсис, изловчившись, проник в него и убедился, что колодец действительно уходит вниз. Спустя час мы форсировали его, и, воспользовавшись веревкой, спустились до глубины двадцати пяти метров на «балкон». Сбрасываемые нами камни падали по крайней мере метров на сорок ниже достигнутого уровня. Следовательно, здесь был глубокий колодец, и, если я не ошибся в топографических расчетах, представлялось вероятным, что колодец Елей сообщался с верхней полостью пропасти Раймонды.

Через два дня я собрал ветеранов пропасти Раймонды и колодца Ветра; Раймонда, Эмиль Бюга с сыном Френсисом, Ив Феликс отправились со мной в колодец Елей, захватив веревки и лестницы. Нас сопровождала группа молодых девушек из местного летнего лагеря Шатору. Девушкам очень хотелось посмотреть, как работают спелеологи. По правде говоря, они не увидели ничего особенного, всего лишь крошечное отверстие, в которое мы быстро погрузились, скрывшись из виду.

Так началось исследование колодца Елей. Эмиль Бюга, которому мешало увечье, полученное в пропасти Раймонды, остановился у маленького отверстия на глубине семи метров; проявляя редкое самоотречение (ведь мы за это время спустились еще на 20 м и добрались до промежуточного выступа), он долго и неустанно работал молотком. Эмиль старался расширить отверстие. Град камней, падавших в колодец, который зиял у наших ног, убедил Раймонду и Ива, что мы не преувеличивали, говоря, что у колодца Елей где-то имеется пасть. Спустив двадцатиметровую лестницу и как следует обвязавшись, я приступил к штурму черной и сырой каменной трубы, на стенках которой обломки, стремительно низвергнувшиеся в бездну, только что прочертили ясные следы. Я полагал найти при спуске какой-нибудь карниз или уступ. Но вот добираюсь уже до последней ступеньки двадцатиметровой лестницы, а его нет; я раскачиваюсь в пустоте.

Свистком даю команду остановиться и требую еще один сверток лестницы. Мне его передают, привязав к концу страхующей веревки. Развернул новую лестницу, прикрепляю ее к концу первой и продолжаю спуск. Оказывается, и этих сорока метров все еще мало! Под ногами у меня труба значительно расширяется, и, наклоняясь, я вижу метрах в семи-восьми под собой выступ, заваленный глыбами камней. Акустика здесь плохая, и мне приходится кричать во весь голос. Я спрашиваю, не могут ли мои спутники, находящиеся метрах в десяти выше меня, передать еще одну лестницу? Они тотчас спускают ее на веревке, и это позволяет мне встать на выступ. Переводя дыхание, я внимательно рассматриваю, что находится подо мной, и бросаю вниз камни. Они перескакивают от уступа к уступу. Освободившись от веревки, я делаю несколько шагов и задаю себе вопрос, не вступил ли я на верхнюю галерею пропасти Раймонды. Но ничто не напоминает мне знакомых мест, и я, конечно, первый, кто рассматривает этот торжественный и величественный подземный храм. В какую же неизвестную сеть, в какие таинственные недра проник я? Как теперь отнестись к топографическим изысканиям и красивым умозаключениям? Вдруг мысли мои как будто остановились. Под ногами я заметил три шарика из фольги и полусожженную спичку.

— Алло, алло! Установлена связь с пропастью Раймонды! — Машинально во весь голос прокричал я эту новость моим друзьям наверху, и, словно гулкое эхо, вторил мне их ответ: «Браво, браво, ура!» Остатки фольги и огрызок спички! Ведь это мы — Брандт, Раймонда и я — бросили их здесь несколько дней тому назад. Мы тогда остановились на несколько минут в зале Белки, прежде чем приступить к штурму крутого ската, съели три плитки шоколада, и Брандт зажег трубку.

Итак, я очутился в том же зале Белки, но не узнал его так как не взбирался сюда снизу по беспорядочным уступам, а проник через «слуховое окно» в выступе, заваленном глыбами камней. Об этом незаметном отверстии мы не могли и подозревать, еще недавно проходя здесь.

Окликая Раймонду, я велю ей спускаться, и она с азартом устремляется ко мне. Лестница дрожит и ударяется о стенки колодца. Слышны свистки, сигналы, и спустя несколько минут налобный фонарь моей дочери освещает «слуховое» отверстие. На его фоне вырисовываются голова и плечи Раймонды. Теперь она осматривает зал Белки и узнает памятные места. Она спрашивает меня, может быть, карниз, на который я сейчас взгромоздился, и есть тот же самый уступ, где мы несколько дней тому назад ели шоколад. Я отвечаю ей утвердительно и предлагаю убедиться в этом самой, прежде чем мы все сойдемся вместе. Но моя дочь разумно возражает, говоря, что если мы оба отправимся к низовьям и вновь пройдем по пропасти Раймонды, то Ив Феликс, оставшись наверху, будет испытывать большие трудности, особенно при переноске лестниц, которые беспрестанно цепляются за многочисленные неровности подземелья.