Александр Ферсман - Путешествия за камнем

Но чем дальше мы продвигались, тем путь становился тяжелее и тяжелее. Снова стало закрадываться сомнение, выдержит ли «КАО-1» это новое испытание. Перегоны делались всё меньше и меньше. Машина стонала, гудела, и Миша с волнением прислушивался к ее звукам, все время опасаясь, как бы что-нибудь не сломалось.

Жара начала спадать. Уже часов восемь боролись мы с песками. Неожиданно перед нами выросла крутая гряда. Было ясно, что на такую кручу машину не поднять. Мы остановились. Я пошел вперед, почти ползком поднялся по крутому песчаному откосу и с радостными криками стал махать кепкой своим спутникам, оставшимся внизу у машины.

Я увидел за грядой ровную степь. Правда, за этой грядой шла вторая, еще более громадная, почти недоступная для нашей машины, с уклоном градусов в двадцать пять. Песок был сыпучий, разбитый караванами. Эта вторая гряда казалась еще страшнее, чем та, на которой я стоял, но зато она была последней. За ней уже виднелся спуск. А еще через несколько сот метров снова начиналась бесконечная, ровная полынная степь. Внизу виднелась прекрасная каменная «кала», похожая на сарай кубической формы, служившая пристанищем пастухам с их стадами, а дальше, километрах в двух от нее, — кибитки и поднимающийся в небо дым.

Итак, спасение было близко. Но как взять эти две гряды?

Проникший в эти пески в 1863 году под видом дервиша Арминий Вамбери так описывает их при переходе от Аму-Дарьи к Бухаре: «Пусть читатель вообразит себе необозримое море песку, с одной стороны высокие холмы, как волны, взбитые на эту высоту страшными бурями, с другой — те же волны, разбегающиеся мелкой зыбью, — точно тихое озеро рябит западный ветер. В воздухе ни птицы, на земле ни растения, ни насекомого, только местами следы разрушенной, уничтоженной жизни в виде белеющих костей людей или животных, собранных прохожими в груду, чтобы служить указанием будущим путешественникам. Тут нет никакой возможности проехать на лошади хоть одну станцию. Теперь весь вопрос заключался в том, дадут ли нам пройти дальше стихии. И вопрос этот был так темен и ужасен, что перед ним покачнулось даже хладнокровие жителей Востока, и мрачные взгляды моих товарищей изобличали их внутреннюю тревогу».

Надо было подбодрить нашего водителя. Я подозвал к себе Мишу, посадил его в холодке на бугорок, и мы вместе, «возносясь к небу» и не успевая даже вытирать тяжелые капли пота, обдумывали стратегический план переброски машины через эти два грозных вала.

Здесь Миша показал себя настоящим полководцем. Он трезво обсудил всю обстановку, стал выискивать боковые обходы, правильно расставил людей. Он стал стратегом, который решил победить во что бы то ни стало.

И надо сказать, что очень скоро победа была одержана. Первая гряда была взята. Машина скатилась в глубокую низину и зарылась в песок перед самой последней грядой. Но Миша уже знал, как надо брать эти гряды. Он спокойно сказал, что теперь он и без нас победит роковые пески.

— Вы идите вперед. Там, в кале, наверное, есть вода или холодный чай. Там люди. Пусть они придут к нам на помощь. Без новых сильных людей я даже и пробовать не буду подниматься на эту последнюю гряду, — сказал Миша.

Я с Соседко пошел вперед. В нашем воображении рисовались десятки сильных казахов. Идти было тяжело. Сыпучий песок сползал, снося нас с гряды. Но вот мы, наконец, у желанной цели. Направляемся к каменной кале. Но… там все было пусто и тихо. Дверь была забита. Ударом кулака Соседко выбил окно и влез в него. Я остался ждать, полуживой от быстрого биения сердца. Но Соседко пропал. В кале всего-то было 10 квадратных метров. Казалось бы, нетрудно осмотреть ее, а Соседко все нет. Тогда я тоже влез в окно, свалился на грязный пол и тут увидел, что Соседко лежит в сердечном припадке и с трудом говорит какие-то отрывистые слова. Я тоже лег на грязный пол, наслаждаясь примитивными удобствами этой чудной первобытной кровати.

Было полутемно, и нам казалось, что даже холодно. Отбросы овечьего стада несколько уменьшали уютность нашей кровати. Соседко снял свою грязную рубаху и быстрым жестом бросил ее мне. Из нее я сделал себе подушку, — и рай достиг совершенства.

Сколько мы здесь лежали и о чем мы здесь думали, — трудно сказать. Только минут через пятнадцать-двадцать Соседко вскрикнул:

— Машина!

Действительно, наша «КАО-1», как гордая птица, показалась на вершине гряды. Она не удержалась на ней и скатилась вниз; она уже катилась по полынной степи и быстро мчалась по твердому грунту все дальше и дальше.

Машина гордо пролетела мимо нас, и только по клубам поднятой ею пыли мы могли проследить ее безумную скачку на юг.

Соседко шипел: «Что же он, с ума, что ли, сошел? Бросил нас и уехал!» Но скоро нам все стало ясно. Машина шла к кибиткам, полагая, что мы уже там. Ей нипочем было пройти 2–3 километра по полынной степи. Мы должны скорее догнать ее. И мы ее догнали!

Дойдя до кибиток, мы увидели вытянутые, очень кислые лица наших товарищей. В кибитке их встретили нелюбезно. Аул, увидев нашу машину, стал стремительно свертываться. Воды у него почти не было, а грязный, полувысохший «как» обещал нам мало удовольствия. Почти кофейная гуща кок-чая тоже мало нас радовала. Но мы принесли в жертву пустыне так много своей собственной влаги, что и этот импровизированный «кофе» казался нам прекрасным.

Обстановка, однако, была неприятная. Очевидно, мы столкнулись с одной из картин той борьбы с баями, которая велась в это время. Мы скоро убедились, что это была группа баев, боявшихся раскулачивания и стремившихся бежать на юг.

Какие-то верховые с непонятной поспешностью были разосланы на юг, на восток и на запад. Готовился в путь караван. На наши расспросы о дороге отвечали кратко и, по-видимому, неверно.

После этих расспросов наши опытные «среднеазиаты», особенно Юдин, хорошо знавший и баев и басмачей, решили скорее ехать вперед. До темноты оставалось еще часа три. Надо было попытаться взять перевал через каменную гряду, синевшую на юге, и уехать подальше от негостеприимных и, может быть, даже опасных людей.

И мы быстро покатили на юг и после ровных такыров и степей выехали в красивую долину, пересекавшую горную гряду у Атантая. Заходящие лучи солнца отбрасывали длинные тени каменных громад.

Все было мирно и тихо, как вдруг за поворотом мы увидели группу всадников. Завидев нашу машину, они с редкой ловкостью рассыпались, заняли места через строго определенные интервалы поперек всей долины и стали поджидать нашу машину.

Юдин нагнулся ко мне из кузова машины и сказал:

— Дело плохо — басмачи.

Мы стали подсчитывать оружие. У нас был старый маузер, который, по-видимому, не стрелял, нашелся какой-то револьвер «Смит и Вессон», но без пуль… и это было все.