Сергей Бернатосян - Воровство и обман в науке

Не менее мощную поддержку оказал своему "неоперенному" соотечественнику Жану Био в начале научного пути видный французский математик и астроном Пьер Лаплас. По словам Био, Лаплас специально "придержал" в личном архиве готовую математическую разработку оригинального подхода к решению "неразрешимых" задач Эйлера, узнав, что он тоже весьма успешно начал заниматься этой проблемой. И только после сделанного им доклада на заседании Парижской Академии наук, который, кстати, увенчался большим успехом и признанием заслуг молодого ученого маститыми авторитетами, Лаплас пригласил его к себе домой и показал припрятанную тетрадь. Просмотрев ее, паривший в облаках от счастья Жан Био чуть не потерял дар речи. "Я увидел, что в ней (тетради. — Б. С.) заключаются все задачи Эйлера, решенные мною и притом тем самым способом, который я считал известным только мне, — вспоминал он позднее. Оказалось, что Лаплас давно уже открыл этот способ… и никому не говорил о своем открытии, ничего не сказал и мне, когда я принес ему свою работу… Трудно выразить, что я пережил и перечувствовал в те минуты. Это была живая радость, что я сошелся с ним в своих мыслях, и грусть, что не мне первому принадлежит честь открытия, но все же сердце мое было переполнено чувством живейшей признательности за такую трогательную заботливость обо мне. Лаплас всецело отказался от своего первенства в мою пользу… Он сообщил мне о своем открытии, дав мне прежде насладиться своими успехами… Печатая свой труд, я, по его настоянию, должен был умолчать о его открытии. В отчетах академии он не обмолвился об этом ни единым словом…"

Памятуя о щедрости известных миру математиков и механиков, нельзя не коснуться и имени Сергея Алексеевича Чаплыгина. Полностью переняв "бессеребреннический" образ жизни у своего учителя Н.Е. Жуковского, он от чистого сердца раздаривал молодежи свои самые интересные и плодотворные идеи. Вокруг него всегда суетились как подающие надежды исследователи, так и обделенные даром юные хапуги, которым не терпелось завладеть оригинальной чаплыгинской мыслью, чтобы сделать на ней стремительную научную карьеру. Личность этого удивительного человека наиболее полно раскрыта в книге В.П. Лишевского "Рассказы об ученых". Оказывается, Чаплыгин, генерируя огромное количество гениальных догадок и предположений, сам за время своей научной деятельности опубликовал всего 38 научных статей. Хотя, как утверждают специалисты, их по самым минимальным подсчетам должно было бы быть не менее ста. Многие его научные разработки в области теоретической механики вообще оказались раскиданными по многочисленным чужим трудам.

Такой же светлой личностью в науке являлся и Леонид Исаакович Мандельштам. Будучи звездой чуть ли не первой величины, он с готовностью отказывался от собственных научных идей в пользу наиболее способных научных сотрудников. При этом Мандельштам отлично понимал, что подобными "благодеяниями" он не только способствует становлению нового, возможно, большого ученого, но прежде всего оказывает услугу делу, в котором видит цель своей жизни.

Ну, а что же вопросы собственного приоритета? Почему ни Чаплыгина, ни Мандельштама не разъедал изнутри тщеславный шепоток? Может, раздариваемые ими идеи были не столь весомы по научной значимости и не шли ни в какое сравнение с теми грандиозными открытиями, которыми они обогатили науку? Возможно, это было и так. Но любой причастный к творчеству человек знает, как священна и дорога автору любая из его находок и откровений и как ему одинаково тяжело отказаться как от большой, так и от малой удачи. Поэтому мировое сообщество может только гордиться тем, что находились и находятся еще пока среди ученых люди, способные подавлять в себе эгоистические настроения и полагающие, что в науке нет и не может быть ничего личного, а все созданное гением человеческой мысли в равной степени принадлежит всем.

К сожалению, в научных кругах далеко не всегда понимали и разделяли мировоззрение такого рода. Если кто-то начинал вдруг без оглядки делиться с соотечественниками, да еще и с коллегами из-за рубежа своими творческими замыслами и находками, то это обычно воспринималось окружающими как чрезмерное простодушие или безграничная наивность. Оберут ведь так, что и комар носа не подточит! Но "бессеребренники" стойко гнули свою линию. Когда, например, замечательного советского геохимика и минеролога Александра Евгеньевича Ферсмана благожелатели пытались остеречь от опасности использования его достижений на стороне, тот лишь с улыбкой заметил: "Иначе я поступать не в силах. Моей одной жизни не хватит, чтобы реализовать все мои идеи. Поэтому пусть к этой задаче примкнут другие исследователи. Это мне лишь на руку".

По большому счету подлинное научное творчество и не должно быть подчинено задаче самоутверждения. Но, к сожалению, при растущем числе научных коллективов, количество истинных служителей науки неумолимо сокращается. Наше нацеленное на потребление общество все больше плодит околонаучных дельцов, нежели одержимых стремлением к познанию исследователей, создавая первым, а не вторым благоприятные условия для процветания. Вглядываясь в их сытые лица, с болью замечаешь, насколько наука сделалась прислужницей, если не "дойной коровой" для многих ринувшихся в нее людей. Что же хорошего можно ждать от такой запрограммированности? Петр Леонидович Капица однажды заметил, что "гениальных ученых мало, но еще реже, когда гениальный ученый совмещается с большим человеком". Эта ставшая крылатой фраза была обронена несколько десятилетий назад.

На сегодня в науке личностей, сочетающих редкую природную одаренность с высочайшей порядочностью, вообще можно пересчитать по пальцам. И не удивительно, что каждая из них среди мерцающего блеска многочисленных талантов, не обремененных моральными принципами, действительно сверкает, как бриллиант. Но, пожалуй, только под непрерывным потоком исходящего именно от них благородного излучения преображается к лучшему наша планета, не давая злу и неблагопристойности одерживать верх. Причем природа наделила этих "ученых-одиночек" таким мощным интеллектом и такой нравственной силой, что они, даже переселяясь в иной мир, продолжают способствовать ее эволюции, побуждая нас равняться на расставленные ими ориентир*. и не цепляться за ценности, которые ничего не стоят. Русская народная мудрость учит: чем больше отдашь, тем больше вернется. Тот же смысл заложен и в древнюю армянскую пословицу, которая гласит, что "обтесанный камень на земле не будет залеживаться". Но как же нам трудно обтесывать самих себя!

Когда вся жизнь сумевшего постичь эти истины деятеля науки, с ее взлетами и падениями, радостями и муками, победами и невзгодами, лежит как на ладони, то ладонь невольно делается теплой. Жизненные пути таких больших ученых, как Вильгельм Рентген и Пьер Кюри, Игорь Тамм и Владимир Вернадский, Василий Парин и Николай Семенов, братья Вавиловы, Алихановы и Орбели никогда не знали обочин, в которые могла бы завести безнравственность. Согласованные с совестью поступки этих людей воспитывают и учат нас беззаветному служению на избранном поприще, тому, чтобы взыскательность к самому себе оборачивалась высокой ответственностью перед человечеством.