Сергей Бернатосян - Воровство и обман в науке

Приведенные случаи абсурдного с точки зрения научной логики поведения из жизни выдающихся математиков охватывают только небольшой отрезок времени истории развития научной мысли во Франции в конце XVIII — в начале XIX веков. В целом история располагает еще большим числом примеров, когда сделавший грандиозное открытие человек, с явно опережающим свое время мышлением, неожиданно меняется и, скатываясь в пропасть глухого консерватизма, сам начинает чинить препятствия становлению всего нового и прогрессивного. Вот какими издержками оборачивается для творцов так называемая "звездная болезнь". Причем внутреннее сопротивление "мэтра" начинающему исследователю, способному генерировать ценные идеи, скорее является правилом, чем исключением.

Во все времена познавшие славу знаменитости всех рангов и уровней проявляли удивительную изобретательность и шли на разные увертки, лишь бы не допустить вторжения новых, энергичных сил на свою "территорию". Зависть и злой умысел, неприязнь и недоброжелательство, ожесточенность и озлобленность всегда стояли на пути больших открытий и изобретений. Как в древние времена великий Платон скупил и сжег все работы своего научного противника Демокрита, так и в современную эпоху маститые ученые, дабы не пришлось потесниться, подменяют науку голым администрированием, прибегают к изощренным интригам, направленным, в первую очередь, на искоренение любой неожиданной инициативы и неординарных взглядов, способных породить сомнения в их "монументальности".

Бороться с такими "перерожденцами" очень тяжело и грустно. В особенности потому, что их перерождению большей частью способствует закладывающаяся в научной среде потребительская атмосфера. "Очень жаль, что, когда человек достигает славы, возникает своего рода заговор, направленный на то, чтобы он больше ничего не создал в науке и превратился в дельца", — высказался однажды об этом досадном явлении Лоуренс Брэгг. Он сам испытал весь яд язвительных уколов и лицемерия, когда был за работы в области исследования рентгеновских лучей удостоен Нобелевской премии. У его преследователей не укладывалось в головах, как это вдруг отдали предпочтение молодому физику, а не тем, кто корпел над этой проблемой годами и даже десятилетиями.

Горькую чашу разочарования испил в молодости и французский египтолог Жан Франсуа Шампольон, сумевший расшифровать неподдающиеся разгадке древнеегипетские иероглифы. Но его успеху почти никто не порадовался. Напротив, он был жестоко атакован всякими завистниками и недоброжелателями, откровенно желавшими ему провала. Такой реакции со стороны ученых мужей Шампольон никак не ожидал. А после открытия жизнь его сделалась просто невыносимой. Сверхчеловеческие усилия, вложенные им в исследования древнеегипетских рукописей, казались сущей ерундой по сравнению с теми стрессовыми ситуациями, в которые ввергали ученого взбешенные "авторитеты" филологии. Их в буквальном смысле душила мысль, что проблему, об которую они безуспешно разбивали свои могучие лбы, разрешил какой-то безвестный "молокосос". Дело дошло до того, что открытие собирались "отменить" из-за выисканных в работе Шампольона мелких недочетов и несоблюдения им некоторых формальностей, которые якобы указывали на его непрофессионализм.

А вспомнить трагические события, в центре которых оказались молодые ученые Бойаи и Майер? Как только в самом начале пути они заявили о себе оригинальными открытиями, то тут же были остановлены цепкой хваткой "стариков"! "Почему они, а не мы?" — этот сакраментальный вопрос, по-видимому, еще не раз сотрясет здания научных институтов и лабораторий, ломая судьбы и надежды очередных "жертв", пока разъедаемый завистью ученый мир не посчитает нужным опомниться и не вынесет сам себе самый строгий приговор в отношении всех мучеников науки, которых за одни страдания уже можно смело причислять к лику святых.

Никто не утверждает, что в ученой обители должны царить тишь, гладь и божья благодать. Без борьбы на пути поиска истины наука существовать не может. В диалектическом принципе борьбы противоположностей заключена эволюция нашей жизни, и там, где отсутствует столкновение идей, отсутствует и поступательное движение вперед. Как совершенно справедливо замечал П.Л. Капица, "если в какой-либо науке нет противоположных взглядов, то такая наука отправляется на кладбище". Однако отстаивание научных взглядов ни в коем случае не должно диктоваться снобизмом и иерархическим чванством, удовлетворять личным амбициям и способствовать разрешению частных вопросов, а уж тем более сопровождаться унижением человеческого достоинства любого втянутого в полемику лица. Этого требует элементарная научная этика. По убеждению Фредерика Жолио-Кюри, "наука сама по себе не моральна и не аморальна. Моральными или аморальными следует считать лишь тех, кто использует ее результаты".

Отсюда в первую очередь необходимо задуматься именно над этикой научного общения, добиться того, чтобы нравственные принципы ученого являлись его "входным билетом" в Храм знаний. Люди учатся на ошибках. Поэтому нам куда более важна горькая историческая правда, чем приправленные ложью биографии мыслителей. Тем не менее историографы и энциклопедисты до сих пор стараются обходить стороной сложные и запутанные этические вопросы в специальной литературе, подавая творчество ученых однобоко, припомаживая и разглаживая на лицах великих каждую морщинку. Зачем? Какая от этого польза? Ученые подвержены "шатаниям" души, может быть, даже больше, чем люди обычных профессий. Именно из-за особых свойств творческой натуры, особого стиля жизни, особого и пристального внимания к ним всего мира, особых привилегий, которые они получают за свой труд, бремя страстей человеческих давит на них с особой силой, и, как ни у кого другого, у людей науки сердце наиболее отчаянно спорит с разумом.

Настаивать на включении в справочники и учебники исчерпывающей информации о жизни выдающихся деятелей науки неразумно, но в монографической литературе не касаться вопросов психологии творчества и забывать про этику — значит, просто попусту переводить бумагу. И уж тем более недопустимы в ней портретные искажения. "Мы не должны дозволять никому переделывать историческую истину…", — говорил замечательный русский врач Н.И. Пирогов. Но кто прислушался к его мудрым словам? Авторы монографий с готовностью переделывают ее то в угоду правящей власти, то подчиняясь экономическому диктату, то исходя из собственных симпатий и антипатий. Научная работа, как и работа по ее отражению, должна быть изолирована от любого насилия, планирования, регламентирования, команд "сверху" и полностью лежать на совести самого исследователя, взявшего ответственность за неё перед собой и богом.