Михаил Любимов - Гуляния с Чеширским Котом

— Куда вы, сэр? Куда?!

Я оглянул злосчастный паб в последний раз: за мной никто не гнался со «смит-энд-вессоном» в руке, вербовщики призывно, но растерянно зазывали меня жестами, и в голове мелькнула мысль произнести нечто героическое, что, наверное, делали двадцать шесть Бакинских комиссаров перед расстрелом английскими интервентами. В голову лезло «И вы, надменные потомки…» или «А судьи кто?», но русская классика явно не вписывалась в атмосферу паба.

Я резво, как Мартовский Заяц, мчался к машине (хвостик откровенно дрожал, и мелкие какашки падали на асфальт).

Уже в 9.00 я стоял перед резидентом и докладывал о ЧП. Ситуация требовала срочных мер, и шеф, ничтоже сумняшеся, вынес вердикт: оперативную работу прекратить, встречаться лишь с сугубо официальными контактами, активизировать деятельность по «крыше» (пресс-отдел посольства), просить Москву санкционировать ноту протеста по поводу провокационной акции спецслужб против честного дипломата. Как раз во время дискуссии меня попросили к телефону у дежурного по посольству. Звонила жар-птица, говорила чуть обиженно.

— Дорогой мой, что случилось? Куда вы исчезли? Я ждал вас целый час!

Я промямлил что-то вежливое и невнятное. Действительно, мало ли кто может подсесть к человеку, пока его приятель блаженствует в сортире. В Англии полно эксцентриков и бродяг, разве их проконтролируешь? Форин-офис всегда чист, никто там даже не слышал о существовании спецслужб… Как и у нас.

Москва реагировала на инцидент с удивительным спокойствием: одобрила мое героическое поведение, возмутилась поразительному вероломству контрразведки (будто сами — институт благородных девиц) и встала на мою защиту. Искренний гнев Центра был столь пафосен, что я вдруг почувствовал себя не шпионом, а борцом за мир, которого злые вороги попытались скрутить в бараний рог.

Наш посол по поручению МИДа важно двинулся в Форин-офис с нотой протеста, ее надлежало вручить новому министру, лейбористу Патрику Гордон-Уокеру. Не думаю, что посол испытывал радость: лейбористы только одержали победу на всеобщих выборах, мы уповали на метеорический взлет англо-советских отношений, а тут какая-то подозрительная возня в пабе. О, проклятый КГБ, вечно гадивший МИДу (и наоборот)! Едва лишь посол сделал предельно серьезное лицо, извлек из портфеля меморандум и раскрыл рот, как британский министр его прервал:

— Извините, ваше превосходительство, у меня имеется кое-что для вас…

Министр покопался у себя в письменном ящике и тоже вытащил бумаженцию, правда, зачитывать по лености не стал, а любезно передал послу. Английский меморандум гласил, что второй секретарь посольства (это тот самый тип, неудачная помесь Байрона и Черчилля) занимался деятельностью, несовместимой с дипломатическим статусом, и должен покинуть гостеприимный Альбион. Дата отъезда не указывалась, и министр, между прочим, заметил, что дело не будет предано гласности, зачем давать кость прессе, жаждавшей разрушить нежный англо-советский альянс [109] Англичане сдержали свои обещания, и вся эта история осталась в анналах спецслужб. Уже потом я думал: неужели они не могли сделать подход ко мне без помощи Батлера? Конечно, могли! А может, он действительно ничего не знал и засиделся в клозете? Ха-ха! А может, им стал известен наш план вербовки Батлера в Гастингсе? Отсюда и такая резкая акция… Как стало известно? Предатель! В нашей резиденту-ре сидел английский «крот», который и прочитал план. Вообще в 1960–1964 годах в Лондоне было столько провалов, что только «крот» мог стоять за ними. Он так и не объявился публике. Где вы теперь? Кто вам целует пальцы? Куда исчез ваш китайчонок Ли? Или сидите в подмосковном дачном поселке КГБ, вещаете о патриотизме и уже не хватает даже английской пенсии? .

Мы с женой начали срочно собирать чемоданы, горюя по поводу скандального отъезда, но Центр неожиданно занял предельно агрессивную позицию: англичане — наглецы! Мало что совершили гнусный подход, еще и выгоняют вместо того, чтобы извиниться. За такие вещи морду нужно бить! Дата высылки героя не указана? И чудесно! Работу свернуть, и еще полгодика пожить в Лондоне им назло! Пусть утрутся!

И я начал по-настоящему вкушать Лондон: когда вертишься в рабочей рутине, не замечаешь ни диковинных оранжерей в садах Кью, ни разгульного веселья в пабе «Проспектов Уитби», ни живописных каналов в районе зоопарка — лондонской Венеции…

В этом счастье прошел почти месяц. Но вдруг на январском приеме в нашем посольстве тогдашний шеф русского отдела Форин-офиса мистер Смит (как я мог запамятовать маршаковское «По Бейкер-стрит, по Бейкер-стрит шагает быстро мистер Смит»?) обратил свой непроницаемый лик к послу:

— Сэр, а вон тот симпатичный молодой человек, который с таким аппетитом жует осетрину в углу… это случайно не мистер… который персона…

— Вы угадали, сэр!

— Но позвольте, сэр, разве вы не читали меморандум? Разве там не написано черным по белому, что он объявлен персона нон грата и обязан покинуть Англию?

— Но мы думали… там не указаны сроки… мы не думали… однако…

Однако.

Тут же на приеме посол жарко пошептался с резидентом, и оба впали в суматошную панику: сейчас раздуют скандал в прессе, окончательно изгадят хрупкую англо-советскую дружбу — нельзя терять ни минуты! Началась свистопляска, особенно противная после «твердой позиции», нас упаковывали всей резиденту-рой, экстренно доставали картонные коробки, втискивали туда нажитое добро, не разрешали выходить в город, боясь провокаций, и уже через день энергично вывезли в Харвич и погрузили на корабль. Пролив Ла-Манш разразился штормом, пассажиров тошнило, палуба превратилась в скользкий и дурно пахнувший каток. Это скорбел (или радовался) суровый Альбион.

Что ж, в конце концов, и Байрон стал изгнанником!

В 1965 году на добрый старый Альбион обрушились две страшных беды: изгнали благородного старлея, и умер великий сэр Уинстон Черчилль.

— Забавная история! — пролепетал Чеширский Кот чужим голосом. Его Улыбка то расширялась, то сужалась, а глаза бегали и никак не могли остановиться. Только тогда я понял, что Кот пьян вдробадан после дубль-валерьянки, быстренько засунул его за пазуху и чуть не заорал от боли: пьянчуга так вцепился мне в грудь своими острыми когтями, что с меня мигом сошел хмель.

В минуты похмелья спасает Культура-ах-Культура.

— Такси!

И вот мы в Сити, в культурном центре «Барбикан», построенном сравнительно недавно, от его американизированного величия я полностью трезвею и холодею (Кот жутко храпит за пазухой). А ведь здорово! Покопали вволю, сохранив и церковь Сент-Джайлс, и остатки старой городской стены, создали два больших искусственных озера, наставили кирпичных домов, дав каждому зданию имена Дефо, Байрона и Свифта. Зачем жилые дома? Да просто после шести Сити пустеет, покинутый клерками, он лишается чарующей суеты и превращается в красивый труп. А теперь там бродят жильцы с собаками и турист прет в «Барбикан», где к его услугам театр, концертный холл, консерватория, библиотека…