Ирина Каспэ - Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы

Итак, речь дальше пойдет об образе литературного поколения, возникшем в послереволюционной эмиграции. Этот коллективный образ может обозначаться по-разному, но всегда расплывчато, при помощи соотносительных дефиниций. Интересующее нас «поколение» называют «молодым», «младшим» (по отношению к «старшему»), «вторым» (по отношению к «первому»); наконец, эпитет, предложенный Варшавским, тоже указывает — на этот раз с отчетливым укором — на стороннюю инстанцию; для появления «незамеченного поколения» необходимы те, кто его не заметил.

Такие предельно общие термины, как правило, привязываются к четким хронологическим координатам, а нередко и к конкретному месту действия. Время «незамеченного поколения» отсчитывают с середины 1920-х до начала 1940-х годов, при этом часто имеют в виду только Париж, хотя литературные сообщества русских эмигрантов существовали и в Берлине, Праге, Харбине. Более того, образ поколения способен сужаться до довольно тесного круга литераторов — завсегдатаев монпарнасских кафе и авторов журнала «Числа» [7] На титульном листе «Чисел» значится слово «Сборники», однако современниками это периодическое издание безусловно распознавалось как журнал. Как журнал «Числа» фигурируют и в «Кратком биографическом словаре русского зарубежья» (Вильданова Р. И., Кудрявцев В. Б., Лаппо-Данилевский К. Ю. Краткий биографический словарь русского Зарубежья // Струве Г. П. Русская литература в изгнании. 3-е изд., испр. и доп. Париж: YMCA-Press; М.: Русский путь, 1996. С. 408). На это определение мы и будем опираться дальше. ; в этом случае роль «идеолога» и «наставника молодых» отводится Георгию Адамовичу, «выразителем умонастроений», «легендой поколения» признается Борис Поплавский. Однако поколенческая риторика остается гибкой: так, ровесник Поплавского Газданов или почти ровесник Набоков, предпочитавшие дистанцироваться от монпарнасского круга, могут и причисляться к «молодой эмигрантской литературе», и противополагаться ей — в зависимости от ситуации.

Иными словами, исследователь здесь имеет дело с некоей коллективной литературной репутацией, которая, во-первых, плохо поддается описанию, а во-вторых, противоречива. Значимость групповой идентичности манифестируется и отстаивается, однако ключевые способы самоопределения связаны с категориями либо универсальными (молодость, новизна), либо негативными (вторичность и собственно незамеченность). Границы поколения то достаточно жестко отсекают «чужих» от «своих», то оказываются предельно размытыми. Общая констатация неуспеха «целого поколения» сочетается с настойчивым поиском его «ярких фигур»: к поколению, «которое самой историей было обречено на несостоятельность и исчезновение» [8] Васильева М. А. Неудачи «Чисел» // Литературное обозрение. 1996. № 2. С. 69. , по всем формальным признакам следует отнести сверхуспешного, сверхпопулярного Набокова. В конце концов сам термин «незамеченное поколение» парадоксален — его активное употребление уже указывает на то, что речь идет о литераторах, в той или иной степени замеченных.

Вряд ли удастся разрешить эти противоречия, не выяснив, как конструировалось «поколение» и как конструировалась его «незамеченность», как создавалась столь легко воспроизводимая и столь проблематичная для исследователя коллективная репутация, как складывался образ литературного явления — целостного и размытого, состоявшегося и незамеченного одновременно. Под конструированием, конечно, подразумевается не целенаправленная и согласованная стратегия, а проявление установок и ценностных предпочтений, наиболее популярных поведенческих практик, наиболее востребованных способов самопрезентации — общий результат индивидуальных, не обязательно осознанных выборов и социальных действий. Здесь важно, кто и с каких позиций говорит о поколении, кому адресовано высказывание, какие цели при этом преследуются, какая риторика используется, какие символы выбираются в качестве поколенческих, как ищутся и находятся основания поколенческой общности.

На все эти вопросы заведомо не может быть одного ответа. Было предложено несколько образов «молодой эмигрантской литературы», но лишь одному из них удалось завоевать доминирующее положение, а позднее получить наименование «незамеченного» — именно он окажется в центре нашего внимания. Нас прежде всего интересует та самая «парижская», «монпарнасская» среда («парижская школа», «парижская нота»), которая столь охотно отождествляется с поколением в целом. Это не значит, что место жительства тех или иных литераторов будет считаться критерием принадлежности к «незамеченному поколению». Во-первых, рамки «парижского» сообщества, разумеется, не совпадали с географическим Парижем: в связи с этим сообществом принято упоминать стихи Юрия Иваска или Игоря Чиннова, хотя оба провели 20–30-е годы в странах Балтии. Во-вторых (и в-главных), мы вообще не ставим своей целью разрешить проблему «принадлежности к поколению», тем более — перечислить и изучить всех возможных его представителей. И в «Незамеченном поколении» Варшавского, и в мемуарах других, некогда «молодых» литераторов, и в работах историков русской эмигрантской литературы можно встретить длинные списки имен, призванные очертить предмет разговора, а фактически указывающие на его неисчерпаемость. Мы постараемся не столько расширить, сколько сузить круг героев исследования. В их число вполне сознательно не будут включены многие из тех литераторов, чьи имена принято связывать с образом «молодого» («младшего», «второго», «незамеченного») поколения, даже в его «парижском» варианте: Юрий Мандельштам, Виктор Мамченко, Раиса Блох, Александр Гингер, Анна Присманова. В качестве основных источников нами отобраны публицистические и мемуарные тексты, в которых образ «поколения» декларируется, отстаивается, опровергается, то есть так или иначе выражен достаточно ярко; кроме того, мы рассмотрим собственно литературные произведения, получившие наибольшее количество рецензий, упомянутые в статьях-манифестах, признанные ключевыми, знаковыми для «поколения» или спровоцировавшие дискуссии о «новой эмигрантской литературе». Участвует в подобных дискуссиях и создает для них поводы вполне ограниченный круг литераторов, который преимущественно и попадет на страницы этой книги. При этом нашими героями станут и наиболее «замеченные», «известные», «признанные», «изученные» авторы (к прочно укоренившемуся термину «набоковедение» не так давно добавилось «газдановедение» [9] Dienes L. Russian Literature in Exile: The Life ad Work of Gajto Gazdanov. Miinchen: O. Sagner, 1982. На русском: Диенеш Л. Гайго Газданов. Жизнь и творчество / Пер. с англ. Т. К. Сабиева. Владикавказ: Изд-во Сев. — Осет. ин-та гуманитарных иссл., 1995. См. также: Кабалоти С. Поэтика прозы Гайто Газданова 20–30-х годов. СПб.: Петербургский писатель, 1998; Газданов и мировая культура: Сборник статей / Ред. и сост. Л. В. Сыроватко. Калининград: ГП «КГТ», 2000; Возвращение Гайто Газданова: Научная конференция, посвященная 95-летию со дня рождения / Сост. М. А. Васильева. М.: Русский путь, 2000; Матвеева Ю. В. «Превращение в любимое»: Художественное мышление Гайто Газданова / Науч. ред. Л. П. Быков. Екатеринбург: УрГУ, 2001; Орлова О. М. Гайто Газданов. М.: Молодая гвардия, 2003. (Серия «ЖЗЛ»); Семенова Т. О. Система повествования Г. И. Газданова: Автореф. дисс…. канд. фил. наук. СПб.: Пед. ун-т им. Герцена, 2003; см. также сайт «Общества друзей Газданова»: http://www.hronos.km.ru/nroektv/gazdanov/index.html , заявили о себе исследователи Поплавского [10] Наиболее капитальные исследования здесь — диссертации: Menegaldo Н. L’univers imaginaire de Boris Poplavski. Doctorat d’état. Paris: Université de soutenance, 1981; Yetter S. The Orphic Theme in the Poetry of Boris Julianovic Poplavskij. Madison: University ofWisconsin, 1992; Андреева H. B. Черты культуры XX века в романе Бориса Поплавского «Аполлон Безобразов»: Автореф. дисс…. канд. филос. наук. М.: Моск. гос. ун-т, 2000. , Довида Кнута [11] Хазан В. Довид Кнут: Судьба и творчество. Lyon: Centre d’études Slaves Andre Lirondelle, Université Jean-Moulin, 2000. , Нины Берберовой [12] См. материалы коллоквиума, посвященного Нине Берберовой (Арль, октябрь 2001): http://www.rusmysl.ru/2001IV/4383/438330-Nov01.html ), и те, кто активно формировал образ «поколения», но традиционным литературоведением должен был бы считаться «вторичным», недостаточно ярким (вдвойне незамеченным) писателем, — скажем, автор «Незамеченного поколения» Владимир Варшавский, Юрий Терапиано, Василий Яновский, Юрий Фельзен, Екатерина Бакунина.