Ирина Каспэ - Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы

Эта волна внимания к понятию поколения прежде всего лишает его прозрачности. «Поколение» перестает казаться удобным измерительным прибором, привязанным к определенной системе дат, обладающим отчетливыми границами и однородной структурой. В этом смысле Февр призывает вообще «отбросить» риторику «поколений» [22] Цит. по: Нора П. Поколение как место памяти / Пер. Г. Дашевского. Новое литературное обозрение. 1998. № 30. С.55. , наиболее радикально выражая общие сомнения исследователей школы «Анналов» в инструментальной надежности поколенческих конструкций. Предпочитая проблематизировать эту тему, Ортега уточняет, что принадлежность к поколению определяется не только совпадением возраста, «места в историческом времени», но и «места в пространстве», причем возраст должен вычисляться не «математически», а именно «исторически» [23] Ортега-и-Гассет X. Вокруг Галилея // Избранные труды. М., 1997. С. 261–263. . Используя язык социологии, Мангейм тоже описывает поколенческую общность как определенное «место», «положение», «нишу» в культуре или, точнее, в социальной системе [24] Мангейм К. Проблема поколений // Новое литературное обозрение. 1998. № 30. С. 18. . При этом он не ограничивается указанием на единство культурного, исторического опыта и вводит еще одну категорию — «общей судьбы», «общего ответа на вызовы». С признанием, что поколения возникают (или — что важно — не возникают) в результате социальных действий, поколенческая риторика утрачивает ту онтологическую основательность, с которой Франсуа Мантре рассуждает о генерациях животных и насекомых, но приобретает большую четкость и верифицируемость.

В дальнейшем испанские, немецкие и в особенности французские традиции поколенческих исследований продолжают интенсивно развиваться; в 1950–1970-х годах формируется довольно влиятельная англоязычная школа. В то же время складывается и поддерживается общее коммуникативное поле, с общими ресурсами цитирования, что собственно и позволяет (со значительной долей условности) говорить о «теории поколений» в единственном числе [25] Подробные исторические и историографические обзоры «проблемы поколений», анализ наиболее востребованных исследовательских языков см.: SpitzerA.B. The historical problem of generations // American Historical Review. 1973. N. 78. P. 1353–1385; Jaeger H. Generations in history, reflections on a controversial concept // History and Theory. 1978. № 2. P. 273–292; Attias-Donfut C. Sociologie des générations. Paris: Press Universitaires de France, 1988; Савельева И. М., Полетаев А. В. Смена поколений // Они же. История и время. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 360–371; Дубин Б. В. Поколение: социологические границы понятия // Мониторинг общественного мнения. 2002. № 2. С. 11–15. . В последние годы появляются трактовки «проблемы поколений» на русском языке — с позиций истории культуры [26] Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 360–371. , истории литературы [27] Чудакова М. О. Заметки о поколениях в советской России // Новое литературное обозрение. 1998. № 30. С. 73–91. , истории идей [28] Зенкин С. Н. «Поколение»: опыт деконструкции понятия // Материалы международной конференции «Смена поколений в социокультурной динамике XX века». 28–30 июня 2004, Москва. (В печати). , социологии [29] Левада Ю. А. Поколения XX века: Возможности исследования // Мониторинг общественного мнения. 2001. № 5. С. 7–14; Он же. Заметки о «проблеме поколения» // Мониторинг общественного мнения. 2002. № 2. С. 9–11; Дубин Б. В. Социальный статус, культурный капитал, ценностный выбор: Межпоколенческая репродукция и разрыв поколений // Мониторинг общественного мнения. 1995. № 1. С. 12–16; Он же. Поколение: социологические границы понятия // Мониторинг общественного мнения. 2002. № 2. С. 11–15. .

Во всех этих исследованиях так или иначе определяются рамки, при помощи которых удается сузить, конкретизировать размытую «проблему поколений». Одна из таких рамок связана с особенно занимавшей Мантре темой «выразителей поколения», элиты, способной предстательствовать за всех остальных. Иными словами, речь идет о поколенческой дифференциации внутри отдельных институтов, о коллективных «движениях», «течениях», «школах», которые по тем или иным причинам приобретают статус поколенческих и обычно обладают полномочиями формировать образы, мифологию «поколения в целом». Особенно активно пишется история политических поколений, но у литературных поколений тоже есть некоторая историография [30] Petersen J. Die literarischen Generationen. Berlin: Junker und Dünnha, 1930; Peyre H. Les générations littéraires. Paris: Bowin, 1948; Wyka K. Pokolenia literackie. Krakyw: Wydawn Literackie, 1977. .

Другая исследовательская рамка (как правило, она дополняет первую, но может использоваться и независимо от нее) задается при помощи тех или иных хронологических координат, указывающих на определенные «исторические события», «повороты», «вехи», «декады». Здесь важно, какой этап поколенческого сюжета отмечает ключевая дата, что именно выбирается за основание общности: это может быть год рождения («сыны века», «ЬаЬу-boomers», «дети перестройки»), или некий особый, общий культурный опыт («поколение 1914 года»), или же момент «реализации» поколения, время, когда поколение «проявляет себя» («люди 1930-х годов», «шестидесятники»). Понятно, что во всех трех случаях конструируются принципиально различные модели поколенческой идентичности. К нашей теме имеет непосредственное отношение подробная монография Роберта Уола, посвященная мифологиям «поколения 1914 года» в разных европейских странах и прежде всего во Франции [31] Wohl R. The Generation of 1914. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1979. .

Наконец, наиболее важная для нас рамка в каком-то смысле совпадает с самыми традиционными границами «поколения» и в то же время имеет непосредственное отношение к понятию современности — принадлежность к «поколению» здесь прежде всего подразумевает определенный возрастной статус. В этом контексте «поколения» исследуются как феномен «нового времени», «современного», «модернизированного» общества, трансформировавший представления о неизменном и непрерывном чередовании жизненных стадий, возрастных периодов. «Современный» образ поколения (как он складывается к концу XIX века) включает в себя представления о разных «стадиях жизни», но доминирующее значение приобретает «молодость».

Одна из первых обстоятельных концептуализаций этой проблемы была предпринята на языке социальной психологии — Эрик Эриксон практически избегает термина «поколение», однако его концепция «стадий взросления» и анализ культурного статуса молодости [32] Erikson E. H. Childhood and society. New York: W. W. Norton, 1950; Erikson E. H. Identity: Youth, and Crisis. New York: W. W. Norton, 1968. На русском: Эриксон Э. Детство и общество / Пер. и науч. ред. А. А. Алексеев. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: Речь, 2000; Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис / Пер, с англ., под общ. ред А. В. Толстых. М.: Прогресс, 1996. оказали безусловное влияние на поколенческие исследования. В макросоциальном масштабе место «возраста» и «молодости» в культуре описывает Шмуэль Айзенштадт в капитальной монографии «От поколения к поколению». Демонстрируя, что возрастные определения всегда расплывчаты (представляют собой не детальное описание роли, а общую канву для ролевого конструирования [33] Eisenstadt S. N. From Generation to Generation: Age Groups and Social Structure. Glencoe, Illinois: Free Press, 1956. P. 24. ) и всегда взаимодополнительны («Возраст описывается только через отношение к другим возрастам, возраста — только в терминах друг друга» [34] Там же. ), Айзенштадт задается вопросом о том, почему именно эти ускользающие категории включены в базовый антропологический образ, и выясняет, в каких типах общества возрастные различия наделяются повышенной значимостью. Собственно проблема поколений, поколенческой общности решается как проблема возрастных, прежде всего молодежных организаций, движений, групп, которые в XX веке приобретают массовый характер. С точки зрения функционалистского подхода, которому следует Айзенштадт, в «современных» обществах возрастные категории осуществляют связь с «традиционными», «семейными», «партикулярными» ценностями, а возрастные группы позволяют соединить аскриптивные характеристики и достижительные ориентации, «эмоциональную безопасность» и взаимодействие с «другими», «чужими» [35] Там же. С. 45. . Семантика переходности, закрепленная за возрастными категориями, позволяет Айзенштадту описать с тех же позиций и особенности эмигрантского сообщества — признать «молодежную группу» механизмом адаптации к «новым социальным условиям» [36] Там же. С. 174. . Некоторые итоги этого этапа исследований подводит сборник «Молодость: Изменение и вызов», выпущенный под редакцией Эриксона; в числе авторов — Эриксон и Айзенштадт, Толкотт Парсонс и довольно известный исследователь «проблемы молодости» Кеннет Кенистон [37] Youth: Change and Challenge / Ed. by E.H Erikson. N.Y.: Basic Books, 1963. .