Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

А путь этот, как выяснилось позже, вел к скептицизму. Нам еще предстояло обнаружить глубокую связь между верой в церковь и верой в Бога. Католическая церковь являет собой крайний пример преклонения перед религиозным институтом, поэтому ей и удавалось скрывать преступления на протяжении многих десятилетий. Католики-миряне не имеют права сомневаться в своих «отцах». Их вера в священников очень похожа на веру в Бога — и там, и там требуется перешагивать через сомнения и не задаваться неудобными вопросами. Вот почему атеистов и агностиков часто называют «свободомыслящими».

Едва ли мы с Грир смогли бы и дальше счастливо жить в браке, если бы один из нас оставался благочестивым верующим, а другой утратил веру. Такая разница во взглядах слишком велика, чтобы можно было перебросить через нее мост или просто ее не замечать.

Я свою боль хранил в себе, но многие пострадавшие делились ею с миром. Разразившийся скандал помог им наконец обрести голос. То, что много лет таилось под спудом, хлынуло наружу. 21 марта 2002 года я писал об этом:

После долгих лет очернения, замалчивания, отмахивания, просто игнорирования - борцы с сексуальным насилием священников наконец достигли своей земли обетованной. Неведомой страны, где католические епископы просят у них прощения, полиция, суд и власти к ним прислушиваются, дружественная армия журналистов сражается на их стороне.

А еще - и это, быть может, важнее всего для их истерзанных душ - люди наконец им верят.

- Не думал, что доживу до этого дня! - говорит Дэвид Клохесси, генеральный директор Сент-Луисской Сети Взаимопомощи Пострадавших от Насилия Священников (СВПНС), одной из двух крупнейших подобных групп в США, включающей в себя 3500 человек. - Так долго мы кричали во весь голос - и нас никто не слышал!

Секс-скандал создал плодородную почву для журналистики. Остросюжетная драма, разворачивающаяся на наших глазах — секретные документы, обманы, трагедии, судебные иски, герои, злодеи и многомиллионные компенсации, — давала мне обширный материал для статей, известность которых выходила уже за пределы нашего округа. Я чувствовал себя словно телерепортер, который, привязанный к пальме, ведет репортаж об урагане. К марту другие журналисты «Таймс», обычно не проявлявшие к религиозной тематике никакого интереса, начали проситься ко мне в команду — почуяли запах добычи!

До моего присоединения к Католической церкви оставалось несколько недель. Скандал по-прежнему казался мне необходимым злом: без него не произошло бы очищение, в котором, как видно, церковь очень нуждалась. Я надеялся, что общественное негодование заставит американских епископов ввести реформы, которые защитят детей прихожан и вернут Церковь к изначальной святости, и втайне гордился тем, что в это преображение внесут свой скромный вклад и мои репортажи. Ничего антикатолического в этом процессе я не видел. Ведь в результате Церковь исправится и снова начнет ставить заповеди Иисуса превыше корпоративных принципов!

Я вспоминал историю Церкви. И прежде случалось, что католичество сходило с пути, завещанного Иисусом, но всякий раз его возвращал на узкий и прямой путь какой-нибудь реформатор, бросавший вызов истеблишменту, многими ненавидимый при жизни, но после смерти почитаемый как святой. Историкам хорошо известна испорченность Церкви времен Возрождения, когда папы и их подчиненные имели детей и вообще вели самую непотребную жизнь. Но у сексуального насилия еще более долгая история. Еще в IV веке н. э. святой Василий Кесарийский, не в силах терпеть развращенность клира, составил детальную систему наказаний для монахов своего монастыря, растлевавших мальчиков. Преступников бичевали, шесть месяцев держали в цепях — и после этого им никогда не дозволялось оставаться наедине с детьми и юношами. В XI веке святой Петр Дамиан, бенедиктинский монах, написал трактат под названием «Книга Гоморры», который около 1050 года презентовал папе Льву IX: в нем он просил папу принять неотложные меры для прекращения сексуальных преступлений священников, в том числе растления малолетних.

«Если [Католическая церковь] не вмешается так скоро, как только возможно, — писал святой Петр Дамиан, — нет сомнений, что это разнузданное шествие порока уже не удастся остановить».

В ответном письме папа хвалил Дамиана за обращение к этой теме и указывал: необходимо лишать священнического сана всех клириков, которые долгое время (или недолго, но со многими) «оскверняли себя какой-либо из двух мерзостей, тобою описанных, или же — о чем ужасно и слышать, и говорить — опускались до анального соития».

Кроме того, Лев IX предупреждал: «Кто не борется с пороком, но смотрит на него сквозь пальцы, о том справедливо будет сказать, что сам он становится причиною собственной гибели, как и тот, кто умирает во грехе».

Некоторые, в том числе и многие священники, называли журналистов, пишущих на эту тему, врагами веры и церкви. Но другие католики — как правило, люди глубокой и строгой веры — хвалили наши публикации и требовали, чтобы мы шли до конца. Они не боялись, что обнародование тысяч преступлений, совершенных в стенах церкви, погубит католичество. Они верили, что это его очистит.

***

Сомнение. Все чаще оно овладевало мною. Близился день моего обращения, и чем ближе, тем яснее я ощущал это новое чувство. К Богу оно (как я тогда думал) не имело ни малейшего отношения; однако я начал колебаться. Стоит ли мне присоединяться к церкви именно сейчас? Не будет ли это пощечиной жертвам священников, доверявшим мне сво истории? Мало кому я говорил о том, что собираюсь стать католиком. Жертвы ничего бы об этом не узнали. Но я-то знал! И где-то в глубине души ощущал, что поступаю неправильно.

Однако я твердо верил, что церковные институты выйдут из скандала очищенными и обновленными, и не забывал совет одного друга: «Смотри на Того, что на кресте, а не на тех, что в алтаре!» Церковь — Божья, а не человеческая. Учитывая человеческую греховность, совершенной она не станет никогда. Но недостатки церкви не мешают верующим католикам вместе молиться, принимать Причастие и вести духовную жизнь — значит, не должны помешать и мне.

Я искал утешения в мысли, что сердце церкви — не на амвоне и не в высоких кабинетах, а на церковных скамьях. Простые католики, как и будущие католики с курсов катехизации, мне очень нравились. Нечасто приходилось встречать таких милых, симпатичных людей. Они окружали меня любовью и даже осыпали подарками — дарили диски с григорианскими хоралами или освященные четки из Лурда. Я не сомневался: читая о секс-скандале, они содрогнутся от отвращения и со временем вернут дом Божий Богу. Так я боролся с сомнениями и готовился стать католиком.