Маргарита Павлова - Неизданный Федор Сологуб

Или? Потупившись ревниво,
Стоит влюбленный паж, дрожа.
Но вот выходит торопливо
Монах, не глядя на пажа.

Его лицо все так же бледно.
Стремится к Господу аскет,
В молитве страстной и победной
Давно отвергнувший весь свет.

О нет, любовью здесь не пахнет!
Ревнивым, милый паж, не будь:
В дыхании молитвы чахнет
Давно монашеская грудь.

Паж веселеет, входит смело.
Графиня милая одна.
Она работает умело
Над вышиваньем полотна.

Он Эльзу к поцелую нудит.
— Мальчишка дерзкий, не балуй! —
И паж трепещет, — что же будет,
Удар хлыста иль поцелуй?

Нет, ничего, она смеется,
И как пажу не покраснеть!
— Тебе никак не удается
Твоею Эльзой овладеть!

— Какую задал мне заботу —
Тебя искусству ласк учить!
Что ж, граф уехал на охоту, —
Уж научу я, так и быть! —

Она мальчишку раздевает,
Нагая перед ним легла,
И терпеливо обучает
Веселым тайнам ремесла.

Последуешь последней моде
Иль самой первой, все равно.
В наряде, в Евиной свободе
Тебе не согрешить грешно.

И если даже нарумянишь
Свои ланиты и уста
И этим Кроноса обманешь,
Ты перед Эросом чиста.

Твои лукавые измены
Пусть отмечает Сатана,
Но ты, соперница Елены,
Пред Афродитою верна.

И если бы аскет с презреньем
Клеймил коварство женщин, «ты
Была б всегда опроверженьем
Его печальной клеветы».

ХВАЛИТЕЛИ
Басня

Приглашены богатым Вором
В числе других Оратор и Поэт,
И восхваляют все его согласным хором,
Но кислые гримасы им в ответ.
Все гости подбавляли жара,
И яркий фейерверк похвал
Перед глазами Вора засверкал,
А он мычит: — Все это слабо, старо! —
От Вора вышед, за углом
Чуть приоткрывши щелку злости,
Смущенные, так говорили гости:
— Не сладить с этим чудаком!
Как ни хвали, все недохвалишь!
Сказать бы попросту: «Чего клыки ты скалишь?
Разбойник ты и вор!
Вот был бы верный разговор!»
Один из них, молчавший за обедом,
Теперь прислушавшись к таким беседам,
Им говорит:
— Вот это все ему в глаза бы вы сказали! —
И на него все закричали:
— Нельзя! Ужасно отомстит!
В бараний рог согнет! Всю жизнь нам испоганит! —
Но, возраженьем не смущен,
Им отвечает он:
— А все ж его хвалить кто за язык вас тянет? —

РОПОТ ПЧЕЛ
Басня

— Для чего мы строим наши соты?
Кто-то крадет наш мед.
Мы бы жили без заботы,
Если б сами ели наш мед.
Для чего мы строим соты? —
— Тот, кто крадет ваш мед,
Изменил чудесно всю природу.
Аромат цветов дает
Сладость вашему меду, —
Человек не даром крадет мед. —

Мениса молодая,
Покоясь в летний зной,
Под тенью отдыхая,
Внимает песне той,
Которую в долине
Слагает ей пастух.
В томленьи да в кручине
Он напевает вслух.

Что сердце ощущает,
Что чувствует душа.
Все в песню он влагает:
— Мениса хороша!
И все в ней так приятно,
И все прелестно в ней,
Но милой непонятна
Печаль души моей.

— С зарею просыпаюсь,
При утренней звезде
К ней сердцем устремляюсь,
Ищу ее везде.
Увижу, и смущаюсь,
Боюсь при ней дышать,
Не смею, не решаюсь
Ей о любви сказать.

— Пленившися случайно,
Томлюся и стыжусь,
Люблю Менису тайно,
Открыться ей боюсь.
Вовек непобедима
К тебе, Мениса, страсть.
Вовек несокрушима
Твоя над мною власть. —

Мениса песню слышит,
И сердце в ней горит,
Она неровно дышит,
Томится и дрожит.
Приставши на колени,
Раздвинув сень слегка,
Она из томной тени
Глядит на пастушка.

Я ноги в ручейке омыла,
Меня томил полдневный зной.
В воде прохладной так мне было
Приятно побродить одной.

Но тихий плеск воды услышал
Тирсис у стада своего.
На берег ручейка он вышел,
И я увидела его.

О чем он говорил, не знаю,
Но он так нежно говорил,
И вот теперь я понимаю,
Что он меня обворожил.

Я, расставаясь с ним, вздыхала.
Куда-то стадо он увел.
Я целый день его искала,
Но, знать, далеко он ушел.

Всю ночь в постели я металась,
На миг я не закрыла глаз,
Напрасно сна я дожидалась,
И даже плакала не раз.

Когда румяною зарею
Восток туманы озлотил,
Мне стало ясно, что со мною:
Тирсис меня обворожил.

Теперь мне страшно выйти в поле,
И страшно подойти к ручью.
Но все ж я вышла поневоле,
И вот я у ручья стою.

Вода ручья меня пугает,
Я пламенею и дрожу,
Рука же юбку поднимает,
И робко я в ручей вхожу.

Тирсис к ручью идет с улыбкой.
Ручей меня не защитил,
Не сделал золотою рыбкой:
Тирсис меня обворожил.

— Что дурак я, знаю сам,
Но ведь это не нарочно.
Что ж нам делать, дуракам? —
Посмеялись: — Это точно! —

— Отчего же нас бранят,
Всюду ставят нам ловушки? —
— Значит, вам добра хотят! —
Отвечают мне старушки.

И толкуют старики,
Испуская запах гнили:
— Знать, на то и дураки,
Чтоб их били да бранили. —

А за ними ну вопить
И мальчишки, и девчонки:
— Дураков-то как не бить! —
И мелькают кулачонки.

Утром встану,
В окна гляну, —
Бел туман.
Сердце бьется,
Удается
Чей обман?

Что, старуха,
Слышит ухо?
Это — свой.
Улыбнулся,
Повернулся
К ней спиной.

Выждал время.
Стукнул в темя
Топором.
Сделал лихо.
Вынес тихо
Тюк с бельем.

Сел в пролетку,
Да находку
Не сберег, —
Страшно что-то.
Шмыг в ворота
Со всех ног.

Кнут под мышки.
Вот делишки.
Не сплошал, —
Раньше ль, позже ль,
Дернул вожжи,
Ускакал.

Только ль рано
Мглой тумана
Обманул?
Целы сутки
Шутит шутки
Вельзевул.

Валерьяна экзальтата,
Серпий, ладан для кота,
Ночью ярость аромата
Им обильно пролита.

Кот нюхнет, на крышу лезет,
Спину горбит, хвост трубой,
О подруге дикой грезит,
И врага зовет на бой.

Злобно фыркает, мяучит,
Когти выпустит мой кот,
И врага терзает, мучит,
С крыши на землю швырнет.

В кровь изорвана вся шкура,
Но победе храбрый рад.
Возвещает власть Амура
Валерьяны терпкий яд.