Адольф Френкель - Жизнь Георга Кантора

На это решение оставить математику (впрочем, неоднократно нарушенное уже в течение 1885 года чисто математическими исследованиями), вероятно, еще сильнее неудачи с проблемой континуума повлияло разочарование, вызванное у Кантора отношением к его предыдущим трудам в математическом и философском мире. Достигший сорокалетнего возраста исследователь, выступавший в течение более десяти лет со своими новыми идеями перед научной общественностью, естественно, должен был стремиться к признанию его труда коллегами и к научному влиянию на младших из них. Но этого он был почти лишен. Лишь в очень ограниченной мере могла способствовать осуществлению его желаний дружба с Миттаг-Лефлером, длившаяся до конца и настолько прочная, что смогла противостоять известным (отчасти действительным, отчасти же лишь воображаемым) расхождениям во взглядах в 1884−85 годах. Когда Миттаг-Лефлер в 1881 г. приступил к преподаванию во вновь созданном Стокгольмском университете и сразу же основал журнал Acta Mathematica, он не только пригласил Кантора участвовать своими публикациями в новом журнале, но и позаботился перевести на французский язык работы [4], [5], [9], [10] и, что особенно важно, большую часть работы [13] (части 1–5), опубликовав их во 2-м томе Acta. Уже сама по себе эта поддержка со стороны уважаемого ученого, пользовавшегося значительным влиянием ввиду его отношений с Вейерштрассом и с кругом парижских математиков, была в моральном отношении важна для Кантора в то время, когда для него был закрыт «Журнал Крелля» и господствовавшее влияние берлинских (а, по-видимому, и геттингенских) математиков было ему прямо враждебно. Не менее очевидно было и собственно научное воздействие дружбы с Миттаг-Лефлером; кроме начавшихся в 1883 году, в некотором смысле параллельных публикациям Кантора работ Бендиксона и Фрагмена о точечных множествах, в томах Acta. за 1883–84 годы появился целый ряд весомых применений теоретико-множественных понятий и результатов к задачам теории функций и геометрии, авторами которых были как сам Миттаг-Лефлер, так и восходившие тогда светила − Пуанкаре и Шеффер. Кантор не заметил сначала работы Пуанкаре, в которой теория точечных множеств была привлечена к исследованию строения области существования автоморфных функций; но при поездке в Париж весной 1881 г. он имел случай убедиться, что Пуанкаре знает и ценит его работы [16] По свидетельству Миттаг-Лефлера (Acta Math.,50, стр. 26, 1928), фундаментальные работы [13] были переведены для Acta на французский язык Пуанкаре . Бóльшие надежды возлагал он на влияние статьи Миттаг-Лефлера, которая должна была продемонстрировать силу и значение идей Кантора в области вейерштрассовой теории функций, стоявшей тогда в центре внимания, − в ней изучался вопрос о возможности построения аналитических функций с надлежащим образом заданными особыми точками. Тем глубже было его огорчение, когда обнаружилось, что ссылка на Кантора, напротив, во многом повредила приему, оказанному этой работе, особенно в результате сильного также и в Париже воздействия позиции Кронеккера.

Столь же нерешительно, как математики, отнеслись к достижениям Кантора и философы; первое подробное сочувственное изложение, где содержатся также ссылки на предшествующие неосновательные оценки Кантора со стороны философов (Баллауф, Вундт [17] По поводу возражений Вундта, а также школы Гербарта (ср. Ztschr. Exacte Philos., 12) высказывается и сам Кантор в заключении статьи “Uber die verschiedenen Standpunkte in Bezug auf des aktuelle Unendliche” («О различных точках зрения на актуальную бесконечность), а также в “Mitteilungen zur Lehre vom Transfinften” («К учению о трансфинитном»); в последней речь идет также о рецензии Баллауфа , Лаас, Г. Коген), принадлежит Б. Л. Керри [18] «Исследования Георга Кантора о многообразиях», Vierteljahresschrift f. Wiss. Philos., 9, 191–232 (1885) . Завершается оно характерным суждением, согласно которому философия, «прежде рассматривавшая учение о непрерывном в его отношении к эвентуально составляющему его дискретному как свое самое неотъемлемое достояние», по-видимому, в исследованиях о многообразиях «породила из себя еще одну новую дисциплину», с которой материнская наука должна поддерживать знакомство, не ущемляя, однако, независимого существования. В это же время математик П. Таннери, сам активно занимавшийся идеями Кантора, издает предназначенное для философов и ориентированное в сторону философских вопросов введение в круг идей теории множеств [19] «Научное понятие бесконечного: Зенон Элейский и Георг Кантор», Revue philos. De la France et l’Étranger, 20, 385–410 (1885) , по-видимому, не замеченное Кантором.

Но, конечно, сильнее всего задело Кантора отрицательное отношение не столько философов, сколько подавляющего большинства его коллег по специальности, и в особенности позиция Кронеккера. В этом, безусловно, главная причина кризиса 1884 г. Примерно до 1880 г. внешние отношения между Кронеккером и Кантором, кажется, оставались хорошими, несмотря на отрицательную с самого начала позицию, занятую Кронеккером по отношению к теоретико-множественным интересам своего бывшего ученика. Так обстояло дело, например, еще при посещении Кронеккера Кантором осенью 1879 г. Но уже написанная в 1882 г. часть 5 работы [13] содержит два примечательных места, где он высказывается против всевластия натуральных чисел и за нестесняемую свободу математического творчества; оба они недвусмысленно направлены против Кронеккера. Вся сила его неприязни против Кронеккера, влияние которого выходило далеко за пределы Германии, видна из его писем Миттаг-Лефлеру за 1884 год (в числе 52!), где это чувство проявляется с не сдерживаемой остротой. К его гневу примешивается также опасение, что предназначенная к опубликованию в Acta Mathematica (но в действительности не появившаяся там) статья Кронеккера может не только нанести ему дальнейший вред в глазах публики, но и отдалить его от верного друга, так как это изложение научных взглядов Кронеккера должно было, в частности, показать, «что результаты современной теории функций и теории множеств лишены всякого реального значения». В самом деле, Кронеккер смог оказать тогда враждебное Кантору влияние на Эрмита и, кажется, также на Вейерштрасса, занимавших в то время, наряду с ним, ведущее место в математическом мире. Впрочем, это длилось недолго; более того, оба они − вопреки относящимся к Эрмиту высказываниям Пуанкаре на римском Международном математическом конгрессе 1908 г. − вскоре стали искренними друзьями Кантора и поклонниками его трудов [20] Ср. письма Кантора У. Г. Юнгу от 1908 г. (см. Proc. Lond. Math. Soc. (2), 24, стр. 422 и далее, 1926) и Джордену от 1905 г. (см. Г. Кантор, Работы по основаниям теории трансфинитных чисел. Перевод введение и примечание Филиппа Э. В. Джордена, Чикаго и Лондон, 1915, стр. 48. . Но весной 1884 г. у Кантора произошел психический кризис; конечно, нельзя считать единственной причиной его описанный выше конфликт, безусловно, обостривший и, может быть, непосредственно вызвавший его. Это психическое заболевание, проявления которого время от времени повторялись до его смерти, неоднократно вынуждало его к пребыванию в клинике. Ближайшим последствием кризиса была депрессия, принизившая значение его работ в его собственных глазах, усилившая у него чувство вины за возникшие раздоры и побудившая его просить у Кронеккера извинения. Этот акт раскаяния, исполненный письменно и устно, привел, правда, к внешне удовлетворительным отношениям между обоими учеными, но ничего не изменил в диаметральной противоположности их взглядов и в постоянстве, с которым Кронеккер до самой смерти активно противодействовал идеям Кантора.