Геннадий Обатнин - История и повествование

Имеется в виду полемика вокруг «порнографического элемента» в современной литературе, в ходе которой, наряду с произведениями М. П. Арцыбашева, А. П. Каменского, Ф. Сологуба, Л. Д. Зиновьевой-Аннибал и других авторов, особого внимания критиков удостоился роман М. А. Кузмина «Крылья» (1905; впервые опубликован в конце 1906 года; отдельным изданием вышел в 1907 году). Обсуждение этой темы продолжалось в русской печати на протяжении нескольких лет, и к концу 1900-х годов общественный интерес к ней достиг своей наивысшей точки. О том, сколь велика была тогда популярность у публики произведений, в которых затрагивается проблематика пола, свидетельствуют, в частности, вышедшие в 1909 году в Петербурге книги Г. С. Новополина «Порнографический элемент в русской литературе» и Петра Пильского «Проблема пола, половые авторы и половой герой», где, среди прочего, значительное место отведено разбору кузминского романа. Волошин принял живое участие в этой полемике. Так, он защищал Кузмина и Зиновьеву-Аннибал от нападок «блюстителей общественной нравственности» в статье «Похвала моралистам» (Русь. 1908. 9 (22) апр. № 99. С. 3). Ему принадлежит и комплиментарная рецензия в той же «Руси» (1908. 17 (30) апр. № 105. С. 5) на порнографическую повесть Ремизова «Что есть табак» (1908). В письме к последнему от 12 июля 1908 года из Парижа, подразумевая возникшие в связи с сотрудничеством в этой газете казусы, Волошин иронически замечал: «Приятно сознавать, что репутация моя постепенно складывается и определяется в литературе: теперь я уж не только человек весьма сведущий в области порнографической литературы, но еще, кроме того, и кое-что понимающий в банковских делах. Это очень лестно» (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 18. Л. 7–7 об.).

Ср. рассуждения на ту же тему в дневниковой записи Волошина из Записной книжки II (см. преамбулу к наст, комментарию).

Этот пассаж, как и некоторые звучащие далее мысли Волошина, перекликается со следующим суждением А. Франса из ранее уже цитировавшейся статьи «Апология плагиата. „Безумный“ и „Препятствие“»: «…то, что в литературе называется идеей, является в настоящее время покупной стоимостью. Не так обстояло дело в былые времена. Сейчас писатель заинтересован в закреплении за собою драматического сюжета, романической комбинации, ибо они могут принести ему, даже если он посредственный писатель, тридцать тысяч, сто тысяч франков и больше. К несчастью, количество этих сюжетов и комбинаций более ограничено, чем кажется. Совпадения часты и неизбежны. Да может ли быть иначе, когда оперируют человеческими страстями? Они немногочисленны. Голод и любовь движут миром, и, хотим ли мы этого, или нет, существуют только два пола. Чем значительнее, искреннее, выше и правдивее искусство, тем допускаемые им комбинации становятся проще, обыденнее и безразличнее. Ценность придает им гений писателя. Взять у какого-нибудь поэта его сюжет — значит попросту воспользоваться дешевой и всем доступной темой» ( Франс А. Собр. соч. Т. 8. С. 283–284).

Создание грандиозного средневекового собора, которое нередко растягивалось на несколько веков и было плодом гениального архитектурного замысла в соединении с «коллективным преемственным творчеством не одного, а ряда поколений» строителей, скульпторов и художников, стало устойчивой метафорой творческого процесса не только для самого Волошина. Осенью 1909 года в другой статье, посвященной творчеству Вилье де Лиль-Адана, он сравнил с готическим собором замысел трагедии «Аксель» (см.: Волошин М. Лики творчества. С. 12–13; подробнее об этой статье см. в примеч. 1). К тому же образу, возможно, под влиянием бесед с Волошиным, обращается и Ремизов, когда рассуждает в «Письме в редакцию» о путях воссоздания народного мифа: «Только так, коллективным преемственным творчеством создастся произведение, как создавались мировые великие храмы, мировые великие картины, как написались бессмертная „Божественная комедия“ и „Фауст“» (Русские ведомости. 1909. 6 сент. № 205. С. 5). Наконец, тем же сравнением пользуется Анатоль Франс. В статье «Апология плагиата. „Безумный“ и „Препятствие“» он пишет: «Мы безрассудно приписываем себе творческие достоинства, которых не было даже у величайших гениев. Ибо то, что они внесли в общую сокровищницу, хотя и чрезвычайно ценно, все же ничтожно в сравнении с тем, что они сами получили от человечества. Индивидуализм, раздутый до той степени, в какой мы его наблюдаем в наши дни, — опасное зло. И невольно обращаешься мыслью к тем временам, когда искусство не было личным делом, когда художник не имел имени и жил только одним стремлением — сделать хорошо, когда каждый принимал участие в воздвижении огромного собора с единственным намерением — гармонично вознести к небу единодушную мысль века» ( Франс А. Собр. соч. Т. 8. С. 286). Любопытно, что Франс противопоставляет здесь анонимное творчество средневекового мастера индивидуализму современного художника. И то же самое делает в своем «Письме в редакцию» Ремизов, хотя, в отличие от Волошина, его знакомство с этим текстом отнюдь не очевидно.

Иванов В. Спорады // Весы. 1908. № 8. С. 82 (разд. I: «О гении»). Это собрание афоризмов вошло затем в книгу Иванова «По звездам» (СПб., 1909).

Ср. зафиксированные В. В. Смиренским высказывания Ф. Сологуба, которые, хотя и относятся к середине 1920-х годов, несут на себе отчетливый отпечаток дискуссий о плагиате на рубеже 1900–1910-х годов: «Новым Пушкиным будет только такой поэт, который беззастенчиво и нагло обворует всех своих современников и предтеч» («О новом Пушкине»), «Вся наша русская литература — сплошной плагиат. А если бы это было и не так: у нас не было бы ни Шекспира, ни Гёте, которые, как известно, — всегда работали на чужих материалах» («О плагиате»), «Гениальные поэты только и занимаются подражанием и перепевом. А оригинальные образы и формы — создают слабые поэты. И это — естественно. Зачем человеку — как грибу питаться неорганическими соединениями, над чем-то думать, что-то изобретать? Надо обирать предшествующих поэтов — самым бессовестным образом» («О гениальных поэтах») ( Смиренский В. В. Воспоминания о Федоре Сологубе / Вступит, статья, публ. и коммент. И. С. Тимченко // Неизданный Федор Сологуб. М., 1997. С. 404, 405, 407).

Широко известный факт из творческой биографии Шекспира, свидетельствующий о его связи со средневековой литературной традицией, для которой анонимность текста была нормой. Идея оригинального авторства и порожденное ею представление о плагиате окончательно сформировались лишь к концу XVII века, то есть уже в постшекспировскую эпоху. Поэтому, как пишет, к примеру, одна из современных исследовательниц проблемы плагиата, Шекспир «брал сюжеты и характеры для своих пьес где только ему заблагорассудится, редко ссылался на источники, также мало беспокоился об охране собственного авторства: любой современник мог напечатать его сочинения — разумеется, не платя никаких авторских гонораров» ( Клепикова Е. Плагиат: преступление без наказания // Иностранная литература. 1990. № 9. С. 198).