Геннадий Обатнин - История и повествование

Мариенгоф А. Бессмертная трилогия. М., 1998. С. 234. По воспоминаниям Мариенгофа, эта характеристика происходит от надписи Мейерхольда на «фотокарточках», которые он подарил автору. До сих пор это, пожалуй, наиболее распространенный эпитет поэта.

Ср.: «For Shershenevich, the new theory was a variant of Futurism; for Mariengof, it was a youthful infatuation <���…> and for Esenin, it was a natural development of his rich rural and religious metaphors» ( McVay G. Esenin — A Life. Ann Arbor, 1976. P. 112).

Городецкий С. О Сергее Есенине // Воспоминания о Сергее Есенине. М., 1965. С. 173.

Там же.

Городецкий подчеркивает именно противостояние «нового» имажинизма и привычной роли Есенина как крестьянского поэта: «Имажинизм был для Есенина своеобразным университетом, который он сам себе строил. Он терпеть не мог, когда его называли пастушком, Лелем, когда делали из него исключительно крестьянского поэта <���…>. Он хотел быть европейцем <���…>. И вот в имажинизме он как раз и нашел противоядие против деревни, против пастушества, против уменьшающих личность поэта сторон деревенской жизни» (Там же, ср. также: McVay G. Esenin — A Life. Р. 117).

Поэты-имажинисты. С. 154.

Клюев Н. Четвертый Рим. Letchworth, 1974 <1922>. С. 9 (Russian Titles for the Specialist No. 61).

Список цитат можно еще продолжать: «Не хочу быть „кобыльми“ поэтом, / Влюбленным в стойло, где хмара и кал!»; «Анафема, Анафема вам, / Башмаки с безглазым цилиндром! / Пожалкую на вас стрижам / Речным плотицам и выдрам». Что касается «литературного супружества» Есенина и Клюева, любопытным является замечание Грузинова: «…там, в 1923 году, когда обозначился уход Есенина из группы имажинистов, он прежде всего обратился к Клюеву и хотел восстановить с ним литературную дружбу» ( Грузинов И. С. Есенин разговаривает о литературе и искусстве. М., 1927. С. 19; см. также: McVay G. Esenin — A Life. P. 233).

Мариенгоф А. Бессмертная трилогия. М., 1998. С. 114. Ср. карамзинскую цитату у Лотмана: «Я наделал много шуму в своем путешествии — тем, что, прыгая в контрдансах с важными дамами немецких Княжеских Дворов, нарочно ронял их на землю замым неблагопристойным образом…» (цит. по: Лотман Ю. Русский дендизм. С. 128).

См.: «Вот Мариенгоф-старший появляется в нашем рассказе во всеоружии трости, перчаток и цилиндра. Выверенные жесты свидетельствуют, насколько внимательно им прочитываются журналы „Дэнди“ и „Скэтинг-ринк“ <���…> когда Борис Михайлович завязывает галстук, становится ясен смысл „психологической манеры завязывать галстуки“, этой таинственной науки, открытой М. Кузминым» ( Ласкин А. Тросточка против безумия // Неизвестный Мариенгоф. СПб., 1998. С. 154).

См.: McVay G. The Prose of Anatolii Mariengof // From Pushkin to Palisandriia Essays on the Russian Novel in Honour of Richard Freeborn. New York, 1990. P. 140.

Ср.: «Phase mittels der Attribute Spazierstock, Zylinder und Lacksuche eine Selbstilisierung zum Dandy, die in befremdlichem Kontrast zum Alltag der Bürgerkriegs — und Hungerjahre nach der Revolution stand. Von welchen Vorbilder er sich dabei auch leiten ließ — von dem des „wichtigsten Theoretikers des Dandyismus“, Charles Baudelaire, oder des „letzten großen Dandys seiner Zeit“, Oscar Wilde <���…>, oder tatsächlich vom „provinziellen Dandytum“ des Voters» ( Althaus B. Poetik und Poesie des russischen Imaginismus. Anatolij B. Mariengof. Hamburg, 1999. S. 111).

Ройзман М. Все, что помню о Есенине. М., 1973. С. 65.

Матич О. Покровы Саломеи: Эрос, смерть и история // Эротизм без берегов. М., 2004. С. 119–120. Шире о мифе Уайльда в fin-de-siécle России см.: Берштейн Е. Русский миф об Оскаре Уайльде // Там же. С. 26–49.

О соотношении уайльдовских концепций с идеями Мариенгофа, см.: Althaus В. Poetik und Poesie des russischen Imaginismus. S. 109–115.

Мариенгоф А. Бессмертная трилогия. С. 37.

Там же. С. 38–39.

Там же. С. 211.

Ср.: «Для истинного денди все эти материальные атрибуты — лишь символ аристократического превосходства его духа. Таким образом, в его глазах, ценящих прежде всего изысканность, совершенство одежды заключается в идеальной простоте, которая в самом деле есть наивысшая изысканность <���…>. Прежде всего это непреодолимое тяготение к оригинальности, доводящее человека до крайнего предела принятых условностей» ( Бодлер Ш. Поэт современной жизни // Бодлер Ш. Об искусстве. М., 1986. С. 304; см. также: Манн О. Дендизм как консервативная форма жизни // www.metakultura.ru/vgora/kulturol/ot_mann.htm (14.04.2005)).

Ср.: «…высокий красивый Анатолий любил хорошо одеваться, и в тот двадцатый год, например, шил костюм, шубу у дорогого, лучшего портного Москвы Деллоса, уговорив то же самое сделать Сергея. Они одевались в костюмы, шубы, пальто одного цвета материи и покроя» (Ройзман М. Все, что помню о Есенине. С. 65).

Берштейн Е. Русский миф об Оскаре Уайльде. С. 44–48.

Цит. по: Грузинов И. С. Есенин разговаривает о литературе и искусстве. С. 7. См. также: Грузинов И. Маяковский и литературная Москва // Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича и Грузинова. С. 688. Грузинов описывает имажинистский ответ, то есть «Суд над русской литературой», и свою роль в этом вечере: «Я подверг критическому анализу теоретические положения главных литературных школ того времени. Я доказывал: продукция представителей главных литературных направлений того времени недоброкачественна. В своей речи я самое большое внимание уделил трем литературным школам: символистам, футуристам и акмеистам». После Грузинова выступил неожиданно Владимир Маяковский, и при этом в качестве рядового читателя; потом Есенин, который «обрушился на футуризм и футуристов».

Ср.: Лотман Ю. Русский дендизм. С. 133.

Луначарскому они предлагали такой же судебный процесс, что и Брюсову, после того как тот сильно раскритиковал имажинистов, отказываясь от позиции «почетного председателя» имажинистского Всероссийского Союза Поэтов. Имажинисты написали письмо в редакцию «Печати и революции» (опубликовано в № 2 за 1921 год), предлагая: «Критику же Луначарскому — публичную дискуссию по имажинизму, где в качестве компетентных судей будут приглашены проф. Шпет, проф. Сакулин и др. представители науки и искусства». Луначарский ответил в том же номере: «Ни в какой публичной дискуссии критик Луначарский участвовать не желает, так как знает, что такую публичную дискуссию господа имажинисты обратят еще в одну неприличную рекламу для своей группы».

См.: «Вся площадь была запружена народом, на темно-розовой стене монастыря ярко горели белые крупные буквы четверостишия: Вот они толстые ляжки / Этой похабной стены. / Здесь по ночам монашки / Снимали с Христа штаны. Сергей Есенин» ( Ройзман М. Все, что помню о Есенине. С. 54). Шершеневич помнит революционно-восклицательные стихи Мариенгофа из поэмы «Магдалина»: «Граждане! Душ меняйте белье исподнее!» ( Шершеневич В. Великолепный очевидец. С. 598).