Вольфганг Киссель - Беглые взгляды

Ср.: Kissel Wolfgang Stephan. Die Metropolenreise als Hadesfahrt // Berlin; Paris; Moskau. Reiseliteratur und die Metropolen / Hg. Walter Fähnders / Nils Plath / Hendrik Weber / Inka Zahn. Bielefeld: Aisthesis, 2005. S. 227–251. Hier S. 228.

Терапиано Ю. Встречи. New York: Изд-во им. Чехова, 1953. С. 148.

Ср. возникший уже в эмиграции евразийский сборник «Исход к Востоку» (София, 1921).

«Посланниками» считали себя Зинаида Гиппиус, Нина Берберова, Иван Бунин, Юрий Терапиано и др.

Garzaniti Marcello. Die spirituelle Dimension der Reise in der Kiever Rus // Die Welt der Slaven. XLIII (1998). S. 229–238. Hier S. 234.

Лев Шестов в одном из писем Борису де Шлецеру. Цит. по: Колер Гун-Брит. Boris de Schloezer. Wege aus der russischen Emigration. Köln: Böhlau, 2003. S. 193.

Шестов продолжает здесь линию критики естественных наук в русском философском мышлении и не в последнюю очередь дает заметный импульс французскому экзистенциализму.

Неподвижность и вынужденное отсутствие личной активности выражены в самовосприятии эмигрантов: «Я не могу не думать. Может, и потому, что ничего не могу делать» (Архив Шестова в Париже, не опубликовано).

Очень сложную, смешанную форму образует в этом отношении евразийство, вдохновленное азиатской идентичностью России; другую разновидность представляет путевой отчет Бориса Шлецера, написанный как антиутопический очерк, берущий начало в дореволюционных мистических учениях, подобных философии Федорова.

Ср.: Derrida J. Moscou aller — retour. S. 40.

Носик Б. Привет эмигрантам, свободный Париж. М.: Интерпракс, 1992. С. 90.

Так, например, путешествие в Палестину Довида Кнута «Альбом путешественника» (1938) оказывается в области поисков нового духовного контекста; а записки Зинаиды Шаховской о путешествии в СССР в пятидесятые годы («Ма Russie habillée en URSS», 1958) расценивались особенно во Франции как оппозиция позитивным изображениям Советской России и соответствующим путевым запискам.

Вслед за близко дружившей с Терапиано поэтом и критиком Ириной Одоевцевой Ходасевич отвернулся от Терапиано после того, как тот назвал лирика Георгия Иванова «первым поэтом эмиграции». Разрыв сохранился и тогда, когда коллегиальные отношения Ходасевича и Иванова наладились.

Терапиано мы обязаны появлением различных антологий и воспоминаний, в том числе «Встречи» (1953), «Муза диаспоры» (1960), «Литературная жизнь русского Парижа за полвека» (1987).

Георгий Адамович замечал: «Я уверен, что из Терапиано может выработаться интересный и даже замечательный писатель. Но я далеко не уверен, что стихи — область, ему наиболее свойственная» (цит. по: Адамович Г. Литературные заметки I. СПб.: Алетея, 2002. С. 483). Ирина Одоевцева замечала, что он, вследствие недостаточного признания его поэзии, испытывал все возрастающее разочарование (ср.: Одоевцева И. На берегах Сены. Светлой памяти Юрию Терапиано // Русская мысль. 29.01.1981. С. 9).

Terapiano Georges. La Perse secrète. Aux sources du Mazdésme. Paris: Le courrier du livre, 1978.

«Позиция Юрия Терапиано в эмигрантской поэзии была средне и: Не любил он крайностей […]. Он предпочитал золотую середину […]» ( Иваск Ю. Юрий Терапиано // Новый журнал. 1981. № 144. С. 142–144, здесь с. 143). Далее — Иваск Ю. Юрий Терапиано.

Иваск Ю. Юрий Терапиано. С. 142.

«Мечта о Крыме, о Черном море, — говорит Адамович, — не тоскливый бред, а видение, которое можно было бы расширить до бесконечности — границ нет, бытие беспредельно…» Цит. по: Одоевцева И. «Новый журнал» 82 (1966): С. 292–294. Здесь: с. 294.

Цит. по: Иваск Ю. Юрий Терапиано. С. 142.

Константин Мочульский комментирует: «В беспощадно-ясные часы бессонницы, поэт, „раненный совестью“, видит немощность своей души. И в этом покаянном обращении к самому себе, к своей душе, происходит чудо религиозного просветления» ( Мочульский К. Юрий Терапиано. Бессонница // Современные записки. LVIII (1935). С. 477).

В 1951 году снова помещены в сборник «Странствие земное».

Ср.: Johnston Robert Н. New Mecca, New Babylon. Paris and the Russian Exiles 1920–1940. Kingston: McGill-Queen’s University Press, 1988. Несмотря на прежде позитивный поворот мотива бессонницы, в сборнике стихотворений «На ветру» с его темой экзистенциальной неустойчивости Терапиано изображает предельную точку сопротивления участи эмигрантов и охвачен глубоким пессимизмом: такие ключевые мотивы, как «чуждость», «тяжелые тучи», «равнодушие» и нескончаемое «падение на дно», пронизывают стихотворения, в которых надежда и оптимизм проявляются весьма эфемерно.

Ср.: Струве Г. Русская литература в изгнании. New York: Изд-во им. Чехова, 1956. С. 349. Соответствующие строки гласят: «Люблю тебя, проклинаю, / Ищу, теряю в тоске, / И снова тебя заклинаю / На страшном твоем языке» (цит. по: Терапиано Ю. Странствие земное. Paris: la Maison du livre étranger, 1951. C. 38). Далее — Терапиано Ю. Странствие земное.

Струве Г. Русская литература в изгнании. New York: Изд-во им. Чехова, 1956. С. 37.

В стихотворении Бальмонта «Челн томления» третья и четвертая строки звучат следующим образом: «Близко буря. В берег бьется / Чуждый чарам черный челн».

Ср.: Goethe J. W. Faust. Der Tragödie erster Teil (501–509). Ders Werke III. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1998. S. 27. «Geburt und Grab, / Ein ewiges Meer, / Ein wechselnd Weben, / Ein glühend Leben, / So schaff’ ich am sausenden Webstuhl der Zeit, / Und wirke der Gottheit lebendiges Kleid». («Смерть и рожденье —/ Вечное море; / Жизнь и движенье / В вечном просторе. / Так на станке проходящих веков / Тку я живую одежду богов». Пер. Н. А. Холодковского).

Это указывает на стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу» (1841).

Цит. по: Терапиано Ю. Странствие земное. С. 15.

То обстоятельство, что оцененный положительно «выход» в смысле преодоления негативного опыта и освобождения от его пут является ступенью духовного развития, которой Терапиано достиг только со временем, отражает стихотворение из цикла «На ветру» (1938). В «Письме» обозначенного цикла читаем: «Весь мир, как будто поневоле, / томится в скучном полусне. / Поехать в лес? Поехать в поле? / Теперь все безразлично мне». Терапиано представляет в этом цикле разочарованность эмиграции, о чем свидетельствуют многочисленные взятые из стилистического дискурса эмиграции и негативно переиначенные цитаты из стихотворений 2 и 4 («к светлой цели»; «дело нас в России ждет»; «воздухом вольным дышим»; «мы — в послании» etc.). В проблемном контексте разочарованной и разобщенной эмиграции пространственный выход не является действительным. Перед эмигрантами, которые воспринимают себя с экзистенциальной точки зрения как «чужих», уже не «посланников», а «проклятых судьбой» («странные гости везде»; «чужие»; «любимые нигде»; «обреченные судьбою»), снова возникает вопрос «куда?» в смысле упомянутого выше поиска новых возможностей возврата. «Пространственный» выход здесь бессилен; только духовный отрыв от русского контекста, последовательный отказ от физического возвращения открывает новые пути. В указании на пенистый песок и снежные горные вершины (в структурном отношении противопоставление «чужому небу» слова «лишь») все-таки уже обозначено вездесущее духовное измерение времени и пространства.