Роберт Силверберг - Валентин Понтифекс

– Этот дом хоть немного напоминает тот, сожженный людьми узурпатора? спросил Валентин, оставшись наедине с Насцимонте.

– По конструкции все – один к одному, мой лорд. Оригинал, как вы помните, был задуман шестьсот лет тому назад самым первым и величайшим из Насцимонте. При восстановлении мы воспользовались старыми планами, не отступив от них ни на йоту. Часть мебели я истребовал от кредиторов, а остальное – копии. И плантация тоже восстановлена в том виде, в каком она была до пьяных дебошей. Восстановлена дамба, осушены поля, вновь посажены фруктовые деревья: пять лет пришлось поупираться, и вот – от опустошений той злополучной недели не осталось и следа. И все это – благодаря вам, мой лорд. Вы помогли мне подняться на ноги – и восстановили целостность всего мира…

– Молюсь, чтоб так оно и было.

– Так и будет, мой лорд.

– Ты так полагаешь, Насцимонте? Думаешь, нам уже не грозят неприятности?

– Какие неприятности? – Насцимонте легонько прикоснулся к руке Валентина и повел того к широкой террасе, с которой открывался великолепный вид на все его владения. В лучах заката и мягком отсвете желтых воздушных шаров-светильников, привязанных к деревьям, Валентин увидел продолговатую лужайку, что спускалась к изящно обухоженным полям и садам, а за ними – безмятежный полумесяц озера Айвори, на светлой поверхности которого неясно отражались многочисленные вершины горы Эберсинул. Откуда-то доносилась музыка, похоже, кто-то перебирал струны; несколько голосов слились в негромкую песню, последнюю за столь праздничный день. Все здесь навевало мысли о покое и процветании. – Неужели, мой лорд, глядя на все это, вы можете поверить, что в мире существуют какие-то неприятности?

– Я понимаю тебя, дружище. Но не все в мире можно разглядеть с твоей террасы.

– Мы живем в самом безмятежном из миров, мой лорд.

– Так оно и было много тысячелетий подряд. Но надолго ли ему хватит безмятежности?

Насцимонте ответил таким взглядом, будто впервые за весь день увидел Валентина.

– Что с вами, мой лорд?

– Я говорю мрачные вещи, Насцимонте?

– Я еще ни разу не видел вас в такой печали, мой лорд. Можно подумать, что все вернулось на круги своя, и передо мной опять лже-Валентин, а не тот, которого я знал.

Валентин сказал с легкой улыбкой:

– Я – Валентин настоящий. Но, пожалуй, очень уставший.

– Пойдемте, я покажу вам ваши покои, и там же, когда вы будете готовы, состоится ужин в узком кругу: только моя семья и несколько гостей из города, да человек тридцать ваших людей…

– После Лабиринта – и впрямь узкий круг, – беспечно заметил Валентин.

Он последовал за Насцимонте в темные и таинственные закоулки дома.

Герцог привел его в крыло, расположенное в стороне, на высоком восточном отроге горы. Здесь, за грозным заслоном из охранников-скандаров, в том числе и самого Залзана Кавола, находились королевские покои. Попрощавшись с хозяином, Валентин прошел внутрь и застал Карабеллу одну. Она расслабленно лежала в глубокой ванне, выложенной изысканной голубой с золотом плиткой из Ни-мойи; стройное тело девушки смутно просвечивало сквозь причудливую, искрящуюся пену над поверхностью воды.

– Изумительно! – воскликнула она. – Иди сюда, Валентин.

– С превеликой радостью, моя госпожа!

Он скинул сапоги, отшвырнул дублет, отбросил плащ и, блаженно вздохнув, скользнул в ванну. Вода кипела пузырьками, словно наэлектризованная, и теперь, уже оказавшись в ванне, Валентин увидел слабое свечение над ее поверхностью. Закрыв глаза, он откинулся назад, положил голову на гладкую плитку парапета, приобнял Карабеллу, притянул к себе и легонько поцеловал в лоб. Когда она повернулась к нему, из-под воды на краткий миг показался сосок ее небольшой округлой груди.

– Что они добавляют в воду? – спросил он.

– Вода поступает из природного источника. Дворецкий упомянул про «радиоактивность».

– Сомневаюсь, – сказал Валентин. – Радиоактивность – нечто другое, могущественное и опасное. Я изучал ее, поэтому знаю, о чем говорю.

– И что же она такое, если не похожа на то, что мы здесь имеем?

– Не могу сказать. Благодарение Дивин, чем бы она ни была, на Маджипуре ее нет. Но если бы и была, то не думаю, что мы смогли бы в ней купаться. А это, должно быть, какая-то разновидность минеральной воды.

– Вполне возможно.

Некоторое время они плескались в молчании. Валентин ощущал, как к нему возвращается жизненная сила. Что тому причиной? Пощипывание ли воды?

Успокаивающая близость Карабеллы и, наконец-то, полное освобождение от давления со стороны придворных, приверженцев, поклонников, просителей и ликующих граждан? Да, да, да: все вместе помогло ему отвлечься от невеселых мыслей; природная стойкость должна, в конце концов, проявиться и вытащить его из того странного, подавленного состояния, в котором он пребывал с тех пор, как вступил в Лабиринт. Он улыбнулся. Карабелла прикоснулась губами к его губам; ладони Валентина скользнули по ее гладкому гибкому телу вниз, к тонкой мускулистой талии, к сильным упругим бедрам.

– Прямо в ванне? – сонно спросила она.

– А что? Вода – просто чудо.

– Да, конечно.

Подплыв к нему, она обвила его ногами; ее полуоткрытые глаза взглянули на него – и закрылись. Валентин поймал ее за плотные ягодицы и привлек к себе. Неужели прошло десять лет, подумал он, с той самой первой ночи в Пидруиде, когда мы любили друг друга в полосе лунного света под высокими серо-зелеными кустами, после торжеств в честь того, другого Лорда Валентина? Трудно даже представить: целых десять лет. Их тела соединились, и они задвигались в ставшем таким знакомым, но отнюдь не надоевшем ритме, и он забыл и думать о первой встрече и обо всех последующих, забыл обо всем, наслаждаясь теплом, любовью и счастьем.

Потом, когда они одевались к дружескому застолью на пятьдесят персон у Насцимонте, она спросила:

– Ты и вправду собираешься сделать Хиссуне Короналом?

– Что?

– Мне кажется, ты разумел именно это. Ну, помнишь загадки, которыми донимал меня по дороге?

– Помню.

– Если ты не хочешь говорить…

– Нет-нет, я не собираюсь от тебя таиться.

– Значит, это правда?

Валентин нахмурился.

– Да, я считаю, что он может быть Короналом. Я слежу за ним еще с той поры, когда он был всего-навсего чумазым мальчишкой и бегал по Лабиринту, выпрашивая кроны и роялы.

– Но разве простолюдин может стать Короналом?

– Странно слышать такой вопрос от тебя, Карабелла, от той, которая была уличной артисткой, а теперь стала супругой Коронала.

– Ты влюбился в меня и сделал поспешный выбор, с которым, как тебе известно, не смирился никто.

– Лишь несколько знатных купцов! А весь остальной мир приветствует тебя, как мою законную жену.