Роберт Силверберг - Валентин Понтифекс

– Ты для меня радость и ничего, кроме радости. Можешь у Слита спросить, в каком я был настроении на прошлой неделе в Лабиринте, и как оно изменилось, когда ты присоединилась ко мне. А Шанамир… Тунигорн… любой тебе скажет…

– Знаю, любимый. У тебя был такой мрачный, угрюмый вид, когда я приехала. Я едва тебя узнала – такого хмурого, с таким тусклым взглядом.

– Несколько дней, проведенных с тобой, полностью меня исцелили.

– И все же мне кажется, что ты немного не в себе. Неужели тебя все еще терзают воспоминания о Лабиринте? Или подавляет пустыня? Или развалины?

– Думаю, что дело в другом.

– В чем же?

Он изучал пейзаж за окном флотера, замечая, как в нем появляется все больше и больше зелени, увеличивается количество деревьев и травы, а местность становится все холмистее. Но радость Валентина омрачало тяготившее душу бремя, от которого по-прежнему не удавалось избавиться.

Мгновение спустя он произнес:

– Тот сон, Карабелла – то видение или знамение – никак не могу выбросить его из головы. Эх, ну и след же мне суждено оставить в истории!

Коронал, лишенный трона и ставший жонглером, вернул себе престол, а потом управлял настолько дурно, что допустил низвержение мира в хаос и безумие… Ах, Карабелла, неужели именно к этому я иду? Неужели после четырнадцати тысячелетий мне суждено стать последним Короналом? Как ты думаешь, останется ли хоть кто-нибудь, кто напишет мою историю?

– Ты никогда не был дурным правителем, Валентин.

– Разве я не слишком мягок и сдержан, разве я не слишком стремлюсь к тому, чтобы понять в любом деле обе стороны?

– Это нельзя поставить в вину.

– Слит считает, что можно. Слит чувствует, что мой страх перед войной, перед насилием любого рода ведет меня по неверному пути. Кстати, я цитирую его почти дословно.

– Но войны не будет, мой лорд.

– А тот сон…

– Мне кажется, что ты слишком буквально воспринимаешь его.

– Нет, – возразил он. – Слова, подобные твоим, приносят мне лишь иллюзию успокоения. Тисана и Делиамбр согласны со мной в том, что мы стоим на пороге какого-то большого потрясения, возможно – войны. А Слит в этом просто убежден. Он решил, что метаморфы замышляют восстание, вот уже семь тысячелетий готовятся к священной войне.

– Слит слишком кровожаден. Вдобавок он с юного возраста испытывает перед метаморфами панический страх. Да ты и сам знаешь.

– А когда восемь лет назад мы отбили Замок и застали там кучу замаскированных метаморфов, это что? Одно воображение?

– Но ведь их попытка с треском провалилась?

– А если они начнут все сначала?

– Если твоя политика, Валентин, увенчается успехом…

– Моя политика! Какая политика? Я пытаюсь добраться до метаморфов, а они ускользают у меня из рук! Ты же знаешь, что я надеялся иметь при себе с полдюжины вождей метаморфов, когда объезжал Велалисер на прошлой неделе.

Чтобы они могли увидеть, как мы восстанавливаем их священный город, посмотреть на найденные нами сокровища и забрать, может быть, наиболее драгоценные реликвии с собой в Пьюрифайн. Но я не дождался от них вообще никакого ответа, даже отказа.

– Ты предполагал, что раскопки в Велалисере могут вызвать осложнения.

Возможно, им ненавистна сама мысль о том, что мы проникли туда, не говоря уж о восстановлении. Ведь, кажется, есть легенда насчет того, что когда-нибудь они отстроят его сами?

– Да, – сумрачно подтвердил Валентин. – После того, как вновь обретут власть над Маджипуром и вышвырнут нас из своего мира. Так мне однажды рассказал Эрманар. Ладно, возможно, приглашение в Велалисер – ошибка. Но ведь они проигнорировали и все остальные мои попытки примирения. Я пишу их королеве Данипьюр в Иллиривойн, и если она вообще отвечает, то ее письма состоят из трех холодных, формальных, пустых… – Он глубоко вздохнул. – Хватит этих мучений, Карабелла! Войны не будет. Я найду способ пробиться сквозь всю эту ненависть, которую испытывают к нам метаморфы, и привлеку их на свою сторону. А что до лордов с Горы, которые пренебрежительно к тебе относятся, если это действительно так – умоляю, не обращай на них внимания. Отвечай им презрением! Кто тебе Диввис или герцог Галанский?

Просто глупцы – вот и все. – Валентин улыбнулся. – Скоро я заставлю их поволноваться по более серьезному поводу, чем родословная моей супруги.

– О чем это ты?

– Если они не согласны с тем, что супруга Коронала – простолюдинка, то каково им будет, если простолюдин станет Короналом?

Карабелла удивленно посмотрела на него.

– Я ничего не понимаю, Валентин.

– Поймешь. В свое время поймешь. Я собираюсь произвести в мире такие перемены… ах, любимая, когда будут писать историю моего правления, если Маджипур доживет до этого, то понадобится не один том, уж я тебе обещаю! Я совершу такое… настолько грандиозное… настолько переворачивающее устои… – Он рассмеялся. – О чем ты думаешь, Карабелла, слушая мое пустословие? Мягкосердечный Лорд Валентин переворачивает мир вверх дном!

Способен ли он на такое? Сможет ли он осуществить задуманное?

– Вы заинтриговали меня, мой лорд. Вы говорите загадками.

– Возможно.

– И не даете ключа к разгадке.

После некоторого молчания он ответил:

– Ключ к разгадке – Хиссуне, Карабелла.

– Хиссуне? Уличный мальчишка из Лабиринта?

– Больше не уличный мальчишка. Теперь он – оружие, которое я направляю против Замка.

Она вздохнула.

– Загадки, загадки, и нет им числа.

– Говорить загадками – привилегия королей. – Валентин подмигнул, притянул жену к себе и поцеловал в губы. – Не лишай меня этой небольшой милости. И…

Флотер вдруг остановился.

– Эй, смотри! Мы приехали! – воскликнул он. – А вот и Насцимонте!

Вдобавок – клянусь Леди! – он, кажется, притащил с собой полпровинции.

Караван расположился на широком лугу, поросшем короткой густой травой, настолько ярко-зеленой, что она, казалось, имела какой-то другой цвет, некий неземной оттенок, находящийся на самом краю спектра. Под ослепительным полуденным солнцем уже разворачивалось грандиозное празднество, охватывавшее, вероятно, несколько миль; в карнавале участвовали десятки тысяч людей, заполонивших все обозримое пространство.

Под оглушительные орудийные выстрелы и нестройные пронзительные мелодии систиронов и двухструнных галистанов над головами залп за залпом возносились к небу удивительно четкие фигуры дневного фейерверка черного и фиолетового цветов. В толпе резвились шагавшие на ходулях весельчаки в огромных клоунских масках, что отличались багровостью лиц и повышенной носатостью. На высоких шестах колыхались на легком летнем ветерке знамена с эмблемами звездного огня; полдюжины оркестров с такого же количества подмостков разом наигрывали гимны, марши и хоралы; со всей округи собралась целая армия жонглеров, вероятно все, кто имел хоть малейшие навыки в столь многотрудном ремесле. В воздухе кишмя кишели палки, ножи, булавы, горящие факелы, весело раскрашенные шары и другие предметы, что летали в разные стороны, напоминая Лорду Валентину о боготворимом им прошлом. После сумрачного и гнетущего Лабиринта лучшего продолжения великой процессии невозможно было представить: суматошное, ошеломляющее, немного нелепое, а в целом – восхитительное зрелище.