Роберт Силверберг - Валентин Понтифекс

– Еще быстрее, мой лорд. И кажется, это связано с уменьшением количества стаджи, которая, как правило, растет вместе с ниуком.

Валентин посмотрел на переборку каюты и не увидел ничего, кроме серой пустоты.

После продолжительной паузы он обратился к И-Уулисаану:

– Мы справимся, чего бы это ни стоило, и я хочу, И-Уулисаан, чтобы ты разработал планы борьбы с каждой из этих болезней. Мне нужно оценить затраты. Можешь это сделать?

– Да, мой лорд.

Слиту Коронал сказал:

– Нам необходимо объединить усилия с Понтифексом. Передай Эрманару, чтобы он срочно установил контакт с министром сельского хозяйства из Лабиринта – пусть выяснит, известно ли им, что происходит в Цимроеле, что они собираются предпринять и так далее.

В разговор вмешался Тунигорн:

– Мой лорд, только что я разговаривал с Эрманаром. Он уже связался с Понтифексом.

– И что?

– В министерстве сельского хозяйства ничего не знают. Собственно говоря, сама должность министра в настоящий момент не занята.

– Не занята? Как это может быть?

Тунигорн невозмутимо ответил:

– Я полагаю, что в силу недееспособности Понтифекса Тивераса многие высокие должности в течение последних нескольких лет остаются вакантными, что вызывает некоторое замедление деятельности Понтифексата, мой лорд. Но подробней об этом вам может рассказать Эрманар, поскольку он является основным связующим звеном с Лабиринтом. Послать за ним?

– Пока не надо, – вяло ответил Валентин. Он вернулся к картам И-Уулисаана. Водя пальцем по Дулорнскому Рифту, он сказал:

– Тут, похоже, положение хуже всего. Но если судить по картам, значительные зоны выращивания лусавендры располагаются еще и на плоскогорье между Тагобаром и северными пределами Пьюрифайна и вот тут, к югу от Ни-мойи до окрестностей Гихорны. Я не ошибаюсь?

– Все верно, мой лорд.

– Поэтому первым делом следует оградить от лусавендровой ржавчины именно эти районы, – он смотрел на Слита, Тунигорна и Делиамбра. – Оповестите герцогов зараженных провинций о том, что прекращается всякое сообщение между зонами распространения заболевания и не затронутыми бедствием провинциями: все границы должны быть тотчас же перекрыты. Если им это не понравится, пусть отправляются на Гору жаловаться Элидату. Да, кстати, сообщите обо всем и Элидату. Неоплаченные торговые счета пока могут переправляться по каналам Понтифексата. Пожалуй, Хорнкаста следует предупредить, чтобы он готовился к серьезным скандалам. Далее: в районах выращивания стаджи…

Битый час из уст Коронала лился непрерывный поток распоряжений, что охватывали все насущные и будущие проблемы. Коронал частенько обращался за советом к И-Уулисаану, и у того всегда находилось какое-нибудь дельное предложение. У Валентина мелькнула мысль, что в этом человеке есть нечто непонятное и отталкивающее, какие-то отстраненность и холодность, даже надменность; впрочем, он прекрасно разбирался в сельском хозяйстве Цимроеля, и то, что он появился в Алайсоре как раз к отплытию королевского флагмана в сторону Цимроеля, казалось подарком судьбы.

И все же после окончания совещания в душе у Валентина сохранилось смутное чувство тщетности всех этих усилий. Он отдал десятки приказов, разослал во все концы послания, предпринял твердые и решительные действия для сдерживания и уничтожения заболеваний, но тем не менее, по-прежнему остался простым смертным в маленькой каюте небольшого судна что болтается по волнам безбрежного моря, пылинкой в необъятном мире; а тем временем невидимые организмы разносят болезнь и смерть по тысячам акров плодородных угодий, и что могут поделать все его приказы против несокрушимой поступи этих роковых сил? Он ощутил вновь, что сползает в состояние безнадежной подавленности, столь не свойственной его истинному характеру. Может быть, во мне самом сидит какая-то болезнь, подумал он. Может быть, я сам поражен каким-то недугом, который лишает меня надежд, радости и жизненных сил, и я обречен закончить дни свои в жалкой безысходности?

Он закрыл глаза. И снова у него в мозгу появился образ из его видения в Лабиринте, образ, который как будто неотступно преследовал его: огромные разломы на твердом основании мироздания, вздымающиеся и сталкивающиеся друг с другом гигантские куски земли и скал. А посреди безумия природы он сам, отчаянно пытающийся удержать мир. Но безуспешно, безрезультатно, безнадежно.

Не наложено ли на меня некое проклятие? – мелькнула у него мысль.

Почему из сотен сменявших друг друга Короналов именно я избран присутствовать при крушении нашего мира?

Он заглянул к себе в душу и не обнаружил там потаенных грехов, за которые боги могли бы обрушить кару на него самого и на Маджипур. Он не домогался трона; он не злоумышлял против своего брата; он никогда не использовал во вред власть, полученную неожиданно для себя; он не… он не… он не…

Валентин сердито тряхнул головой. Что за глупая трата душевных сил! У крестьян появились некоторые, совпавшие по времени, трудности, а ему приснилось несколько нехороших снов: просто нелепо возводить все это до уровня ужасного катаклизма вселенских масштабов. Со временем все уладится.

Болезни растений будут побеждены. Его правление не забудется в истории не только из-за омрачавших его бедствий, но и благодаря гармонии, равновесию и радости. Ты хороший король, сказал он себе. У тебя нет причин сомневаться в себе.

Коронал поднялся и вышел из каюты на палубу. День клонился к вечеру: громадное бронзовое солнце нависало над кромкой воды на западе, а на севере как раз всходила одна из лун. Небо переливалось разными цветами: коричневатым, бирюзовым, фиолетовым, янтарным, золотистым. На горизонт наползали густые тучи. Валентин немного постоял в одиночестве у поручня, глубоко вдыхая соленый морской воздух. Со временем все уладится, сказал он себе еще раз, но почувствовал, что его вновь, исподволь, охватывают беспокойство и мучительные колебания. Казалось, нет никакой возможности надолго уйти от этого настроения. Никогда в жизни ему не приходилось так часто предаваться тоске и отчаянию. Он не узнавал того Валентина, каким стал, мнительного человека на грани меланхолии, чужого самому себе.

– Валентин?

Карабелла! Он заставил себя стряхнуть мрачные раздумья, улыбнулся и предложил ей руку.

– Какой чудный закат, – сказала она.

– Просто великолепный. Один из лучших во все времена. Хотя и есть сведения, что однажды, в правление Лорда Конфалума, был один закат еще красивее, чем этот, на четырнадцатый день…

– Этот лучше, Валентин, потому что сегодня он наш. – Она взяла его под руку и молча встала рядом. Он обнаружил, что сейчас уже трудно понять, почему всего буквально несколько мгновений тому назад его снедало уныние.