Денис Абсентис - Начало

— Так что же это за оружие? — Руфин был возбужден, чувствуя, что удача сама нашла его сегодня.

— Как известно, Элевсин в Аттике — это центр древнего языческого культа Деметры и ее дочери Персефо-ны. Деметра — богиня земледелия, по легенде она научила Триптолема, сына элевсинского царя Келея, обрабатывать землю и выращивать пшеницу. Впрочем, Херил утверждает, что Триптолем был сыном Рара, по имени которого и названы Рарийские поля. Как бы то ни было, но по преданию Триптолем с тех пор считается изобретателем плуга. И именно на прилегающем к Элевсину Рарийском поле, трижды вспаханным Триптолемом, были им посеяны первые зерна и собрана первая жатва. Как любимец Деметры, Триптолем был посвящен в тайну священных мистерий и стал жрецом богини. С тех пор во время мистерий жрецы показывали на Рарийском поле алтарь Триптолема. И эти мистерии шли уже более тысячи лет, завоевав огромную известность в языческом мире, когда бесы все же вырвались на волю во время Пелопоннесской войны Афин и Спарты. Тогда страшная болезнь напала на Афины, где от нее погибла треть жителей. И задолго до рождения Христа многие римские писатели называли эту афинскую болезнь священным огнем, Ignis Sacer. Я впервые узнал об этом из книги «О природе вещей» Тита Лукреция Кара, но тогда я еще не ведал, что это был за «священный огонь». Теперь же я владею семенем этого огня.

Хризостом развернул сверток и показал Руфину содержимое.

— Мы обнаружили их в тайнике ларца в храме Деметры. Это семена священного огня. Епископ Климатий сначала забрал их себе, но мои убийцы нашли сверток у него за пазухой.

— Так знаменитый афинский мор был связан с элев-синскими мистериями? — префект был удивлен. — Никогда не слышал об этом.

— Конечно, жрецы не могли не попытаться скрыть случившееся. И это им удалось. Никто не узнал, что языческие бесы однажды вырвались наружу, а жрецы не смогли их удержать. Тайна была сохранена. Жрецы рода Эвмолпидов знали, откуда пришла беда, но сами не решились ничего рассказать населению, им нужно было избежать любой огласки о связи мора с элевсинскими мистериями. Эта чума и так сильно поколебала религиозные чувства. Люди, массово умирающие от неведомой болезни, даже разуверились в богах, которые не смогли защитить их. Афинян сжигал внутренний огонь, и чтобы погасить его, они прыгали в колодцы и тонули в них. Заболевших била дикая дрожь, а руки, ноги и даже их мужское достоинство отваливались сами собой. Афины тогда представляли собой печальное зрелище. Вымирающее население, не ведающее причин смерти, стремительно уносящей жизни молодых и еще недавно здоровых людей.

— Полагаю, это было страшное зрелище, — злая улыбка играла на губах Руфина.

— Заброшенные святилища, расхищенная из храмов без опасения навлечь на себя гнев богов культовая утварь — вот что пришло на смену ревностному религиозному пылу граждан главного города Эллады. Люди открыто хулили и поносили богов, ибо те не внимали их мольбам о спасении и оставались совершенно безразличны к мукам людей. Население разуверилось и во врачах, которые наглядно показали свое бессилие — почти все они сами умерли во время этого мора. Нужен был человек со стороны, не местный, который бы указал выход из создавшегося положения. Тогда жрецы вызвали в Афины молодого врача Гиппократа. Он ведь и стал так широко известен именно после того, как остановил болезнь. За то, что он спас жителей от эпидемии, его избрали почетным гражданином Афин и увенчали золотым венком, а жрецы сделали его посвященным и допустили к элевсинским мистериям. Теперь об этой истории никто не сможет узнать или даже догадаться — почти все книги, в которых были хотя бы намеки на истоки болезни, я сжег в Александрии. Есть, правда, еще Книги Сивилл в Риме, но даже император не осмелился уничтожить их.

— Я читал об этой ужасной афинской чуме, кажется, у Фукидида.

— Да, Фукидид, сын Олора, подробно описал болезнь и симптомы, он ведь сам тогда был болен и знал, о чем пишет. Но книга Фукидида, которого пощадила болезнь, нам не опасна. Его описание может лишь запутать следы, поскольку знаменитый грек также упомянул и некоторые симптомы, которых не должно было быть. Вероятно, их ему просто подсунули жрецы. Или тот же Гиппократ.

— Получается, что авторитет Гиппократа раздут не слишком заслуженно, — задумчиво промолвил Руфин.

— Почему же? Он ведь спас Афины от этого мора. А не скрыть, что опасность связана с элевсинскими мистериями, он просто не мог. Однако он сделал для города главное — ему удалось спасти оставшихся жителей. Говорят, что он жег в городе особые ароматические травы. Но это было лишь прикрытием. Гиппократ остановил эпидемию более простым способом, подсказанным ему, без сомнения, самими жрецами — он сжег поля с пшеницей.

— И эта пшеница была поражена семенем священного огня?

— Да, это была пшеница с черным зерном. Возможно, люди даже знали, что из такой пшеницы нельзя печь хлеб, но голод во время войны…

— Значит, каким-то образом черное зерно попало с тайного жреческого на обычное поле?

— Виной, вероятно, были долгие дожди накануне войны. А может, и чья-то злая воля. Теперь нам этого уже не узнать.

— Но это имеет для нас большое значение. Опасно то оружие, которое трудно удержать в руках, ибо оно может обернуться против нас самих.

— Случайно это произойти практически не может. То, что произошло в Афинах, исключение — ведь это было только один раз за две тысячи лет. Лишь неудачно сложившиеся обстоятельства помогли священному огню вырваться в мир. Заставить черное зерно цвести на пшенице непросто, жрецы учились этому на протяжении веков. Только рожь подвержена его действию безо всяких усилий. Но ведь у нас же никому не придет в голову возделывать этот сорняк?

— Варвары в своих землях рожь растят.

— И это значит, что у нас есть невидимое оружие против них.

— И я знаю, как им воспользоваться! Точнее, пока только сплетнями о смертельном оружии. — Руфина внезапно осенила идея. — Нам надо для начала решить неотложные проблемы. Не сам этот священный огонь поможет нам сейчас, а слух о нем. Этот молодой готский король Аларих любит свой народ, и если он узнает, что жизнь его варварского племени под угрозой, то приложит все силы, чтобы помочь соплеменникам избежать этой опасности. Таким образом он уйдет от Константинополя, бросится в Элевсин, чтобы уничтожить даже память о мистериях, и сожжет там все до основания. А тем временем армия Стилихона справится с самими этими варварами. Потом мы уже подумаем, как можно применить черное зерно против других наших врагов.

— Я бы не слишком бы доверял Стилихону, он ведь тоже варвар, — покачал головой Хризостом. — К тому же надо учитывать, что поход Алариха будет бесполезным: ведь мы и так все сожгли в Элевсине, мистерии уже забыты.