Владимир Булыгин - В сути вещей

Так, однажды осознав, какую пользу может принести вытянутая рука, маленький ребенок всюду ею уже пользуется. Протягивая ручку в сторону интересующей его вещи, он побуждает маму обозначать словом то, что он (ребенок) видит: би-би, дядя, му-му и т. д.

С вопросом сложнее. Когда мы познаем мир, нам требуется выразить, как одна вещь связана с другой (отличной от себя), причем необходимо выразить это отношение через тождество (требуется высказать об этой вещи истину). И напомню в связи с этим основной вывод первой главы, определяющий тождество:

«образ = операнд, если оператор», где образ – то, что получается; операнд – то, из чего получается; оператор – то, благодаря чему из операнда получается только этот образ.

Так вот, смысл вопроса – побудить истину. А это означает, что, например, высказывание «Пушкин = поэт» – ложное высказывание. И поэтому на вопрос «Пушкин – то же самое, что поэт?» следует отвечать «Пушкин – не то же самое, что поэт». А на вопрос «Пушкин – то же самое, что поэт, который написал дядю Степу?» следует отвечать «Пушкин – не то же самое, что поэт, который написал дядю степу», а «Пушкин – то же самое, что поэт, который написал Онегина». Еще раз, спрашивать «В – это В?» бессмысленно, а вот узнавать как соотносятся (при каком условии) между собой, например, В и А имеет смысл: А = В, если С (смотри рис. 1).

Теперь о том, что у нас там (в коробочке с мозгами) творится. Живое – то, что выявляет повторяемые явления и использует уже их для выявления других повторяемых явлений. Не требуется никакого сверхразума, чтобы выявить зависимость типа «В = В, если Т» или «С = С, если Т», что в более привычном виде читается как «ТВ. В.», «ТС. С.». И также не требуется какого-то сверхразума, чтобы затем использовать это Т, которое заставляет повторить то, что следует за этим Т. Далее, хотя механизм использования вопроса сложнее, но он также не требует никакого изначального сознания или еще чего-то в этом роде. Наша психика (ее части) постоянно занимается подобного рода задачками, поскольку смысл существования этих частей – найти то, что повторяемо в том, что изначально кажется беспорядком.

Здравствуй, Оля!

Особняком среди всех падежей, который позволяет строить иерархии, стоит родительный (причинный) падеж. Читаем у Турчина [1]: «Слово «мяч», как и слово «красный», изображает некоторый класс объектов и ему можно сопоставить одноместный предикат «является мячом»(х), или просто «мяч»(х). Тогда «красный мяч» это такой предмет a, что верны высказывания «мяч»(a) и «красный»(a), иначе говоря, верно высказывание «мяч»(a) ˄ «красный»(a)».

Можно и перефразировать. Пусть родителями, папой и мамой будут соответственно «мяч» и «красный». Тогда ребенком у этих родителей будет «красный мяч».

Это не означает, что ребенок всегда более сложное. Если родителями являются «красный мяч» и «не красный», то ребенком может быть и просто «мяч».

Сводить причинность (а именно это выражает родительный падеж) только к биологической причинности – значит сводить логику к биологии, а это далеко не так! В чем разница «сын отца» и «отец сына» c точки зрения причинности как таковой? В том, что по отцу можно определить сына (в первом случае) и по сыну можно определить отца (во втором случае). Это – то же самое, как, например, искать в библиотеке нужное: можно по автору произведения найти название книги, а можно и по названию книги найти автора произведения.

Теперь о синтаксисе… Падежи и предлоги позволяют конструировать предложение. И первичным в синтаксисе является то, как взаимодействуют между собой именительный и винительный падежи. Разница между ними в том, что изменения того, что обозначено именительным падежом, оказывает воздействие на то, что обозначено винительным падежом, но не наоборот! Обычно, это обозначается как SVO, где S, V, O соответственно субъект (то, что стоит в именительном падеже), глагол (со стороны S – оказывать воздействие, а со стороны O – испытывать воздействие), объект (то, что стоит в винительном падеже). Все бы ничего, но как только в одно предложение мы пытаемся внедрить другое S, которое оказывает воздействие на О, но которое испытывает воздействие со стороны первого S, то сразу возникает все та же двусмысленность: оно одновременно как S, так и О. И если вновь введенное никак не выделить, то предложение SVOS (либо, что то же – SОVO) окажется неоднозначным в смысле воздействия. Поэтому выход лишь один – выделить, например, особым окончанием (уже понятно, что речь идет о творительном падеже): SVOТ или SТVO, где Т – то, что выражено творительным падежом.

В этом смысле (в смысле воздействия) родительный падеж – лишь вырожденный случай воздействия (безглагольное воздействие, имеющее формат «следствие причины»): XР, где Р – то, что стоит в родительном падеже, а Х – то, что получено из Р. В предложении это Х может быть выражено любым падежом. Особенность же дательного падежа в том, что он, как и то, что стоит в именительном падеже, только оказывает воздействие (и не испытывает воздействие). Но возможность воздействовать ему только передается кем-то или чем-то!

Здравствуй, Оля!

Однажды появившись, язык, благодаря синтаксису и иерархии понятий, которую он стал производить, зажил самостоятельно, независимо от конкретного человека и, в том числе, от того, кто его первоначально породил. Более того, эти изменения касались иногда и самих синтаксических понятий-конструкций! Эволюция языка стала возможной потому, что он превратился в идеальное средство познания, приносящее пользу гораздо больше, нежели глаза или уши, огонь или колесо.

И еще [1]: «Благодаря наличию языка человеческое общество коренным образом отличается от сообщества животных. В животном мире члены сообщества контактируют лишь на уровне функций, связанных с питанием и размножением. Члены человеческого общества контактируют не только на этом уровне, но и на самом высоком уровне их индивидуальной организации – на уровне моделирования внешнего мира с помощью ассоциации представлений. Люди, так сказать, контактируют мозгами. Язык – это не только продолжение каждого индивидуального мозга, но и общее, единое продолжение мозгов всех членов общества. Это коллективная модель действительности, над совершенствованием которой трудятся все члены общества и которая хранит опыт предыдущих поколений».

И у него же [1]: «Первобытная фаза – это фаза мышления, непосредственно следующая за возникновением языка и характеризующаяся тем, что языковая деятельность еще не стала своим собственным объектом. Переход к фазе современного мышления – это метасистемный переход, состоящий в том, что возникает языковая деятельность, направленная на языковую деятельность. … При переходе к фазе современного мышления становится общепринятым не только думать что-то о чем-то, но и задавать себе вопросы: а почему я так думаю? Можно ли думать иначе?».

Читать дальше