Елена Поликарпова - Войны будущего. От ракеты «Сармат» до виртуального противостояния

Прежде всего, следует иметь в виду то существенное обстоятельство, что время как и любой фундаментальный параметр окружающего мира задано человеку миром культуры [814]. Становящаяся информационная культура представляет собой культуру реальной виртуальности, которая ассоциирована с электронно-интегрированными мультимедийными системами. Эта новая культура «вносит двоякий вклад в преобразование времени в нашем обществе: в виде одновременности и вневременности» [815], расшифровывая тем самым понятие «вневременного времени», или виртуального времени.

Действительно, с одной стороны, моментальное распространение информации по всему земному шару, прямые репортажи с места происшествий посредством телекоммуникаций придает социальным и культурным событиям беспрецедентную темпоральнуюмгновенность. Более того, коммуникации посредством глобального компьютерного пространства Интернет и других компьютерных сетей позволяет вести диалог в реальном времени, объединяя людей по интересам в интерактивной многосторонней телеконференции («чате»). С другой стороны, в СМИ происходит смешение времен, причем данный эффект характерен для одного и того же канала связи и он формируется выбором зрителя/участника взаимодействия. В итоге получается временной коллаж, где происходит не только смешивание жанров, но и их временная развертка трансформируется в плоский синхронный горизонт без начала, без конца и без какой-либо последовательности. На основании этого М. Кастельс выдвигает идею, согласно которой «вневременное время, как… господствующая темпоральность нашего общества, возникает, когда характеристики данного контекста, а именно информациональная парадигма и сетевое общество, порождают систематическую пертурбацию в порядке следования явлений, происходящих в этом контексте. Эта пертурбация может принимать форму сжатиявременных промежутков между событиями, нацеленного на мгновенность, или же случайных разрывов в последовательности событий. Устранение очередности создает недифференцированное время, которое равнозначно вечности» [816].

Для методологического анализа интегральной безопасности существенно то обстоятельство, что определяющей чертой информационной культуры является вневременность мультимедийного гипертекста, которая формирует ум и память новых поколений, включенных новую систему коммуникаций. Последняя основана на цифровой, сетевой интеграции множества видов коммуникации и охватывает собою множество проявлений культуры и общества. Включение большинства культурных явлений в интегрированную коммуникационную систему, основанной на цифровом электронном производстве, распределении и обмене сигналов, влечет за собой важные последствия для общественных процессов и обеспечения их интегральной безопасности. С одной стороны, происходит значительное ослабление символической власти традиционных отправителей сообщений, внешних по отношению к системе, власти, которая управляет посредством транслируемых исторически закодированными социальными привычками – религия, мораль, авторитет, традиционные ценности, политическая идеология. «Они не то чтобы исчезают, но слабеют, если не кодируют себя вновь в новой системе, где их власть умножается электронной материализацией духовно передаваемых привычек: электронные проповеди и интерактивные фундаменталистские сети есть более эффективная, более «въедливая» форма индоктринации в наших обществах, чем воздействие отдаленного харизматического авторитета при личных контактах. Однако, допустив земное сосуществование трансцендентальных проповедей, порнографии по заказу, «мыльных опер» и чат-линий, высшие духовные власти еще завоевывают души, но теряют свой общечеловеческий статус. За этим следует конечный этап секуляризации общества, даже если он иногда принимает парадоксальную форму видимого потребления религии под любыми вероисповедными и торговыми марками» [817]. Культура реальной виртуальности влечет за собой усиление значимости потенциала личности, так как в традиционной культуре этот потенциал в значительной степени зависел от указанных исторически закодированных социокультурных ценностей. Ведь теперь индивид сам благодаря наличию новой коммуникационной среде способен создавать различного рода воображаемые образные миры.

С другой стороны, новая коммуникационная система приводит к коренной трансформации представлений о пространстве и времени как фундаментальных измерений человеческой жизни. «Местности лишаются своего культурного, исторического, географического значения и реинтегрируются в функциональные сети или в образные коллажи, вызывая к жизни пространство потоков, заменяющее пространство мест. Время стирается в новой коммуникационной системе: прошлое, настоящее и будущее можно программировать так, чтобы они взаимодействовали друг с другом в одном и том же сообщении. Материальный фундамент новой культуры есть пространство потоков и вневременное время. Эта культура перекрывает и включает разнообразие передававшихся в истории систем отображения; это культура реальной виртуальности, где выдуманный мир есть выдумка в процессе своего создания» [818].

Существенным здесь является способность отдельного индивида к созданию в своем воображении новых миров, которые затем имеют шанс на воплощение в действительности. Ведь в отличие от XX столетия, считавшегося веком массовых обществ и связанного с формами массового поведения, сегодня определение оптимальной формулы жизни связано с отдельным человеком. Культура реальной виртуальности фактически является проявлением тенденции к утверждению в обществе меритократии, которая не означает ни монархию, ни сословную аристократию. Это значит, что особая ответственность за безопасность социума теперь должна лежать на лицах, вырабатывающих идеи и оказывающих влияние на общественные и государственные решения. «Общественная элита сегодня – это не только люди у власти или эрудиты, знатоки поэзии, литературы или древней истории; необходимое условие принадлежности к общественной элите – участие в открытиях, в создании информации о виртуальных (возможных при каких-то условиях. – Ред.) формах общественного бытия, а значит, и кода общественного поведения» [819].

В основе оптимального типа поведения, сопряженного с обеспечением интегральной безопасности, теперь лежит культура реальной виртуальностикак слой информационной культуры современного общества. Именно с нее начинаются социальные изменения, которые способны при известных условиях обрести статус исторических сдвигов. Для этого необходимо владеть вполне определенной виртуальной информацией, определяющей горизонты жизни. В этом смысле информационную культура (культуру реально виртуальности) можно рассматривать как бесконечный аккумулятор виртуальных форм практики, имеющих возможность подвергнуться определенной экспериментальной проверке. «С накоплением информации о виртуальных формах общественного бытия и созданием механизмов ее распространения неизбежен глубокий социально-психологический сдвиг, связанный с тем, что человек окажется в системе знания о потенциальном мире. Жизнь в таком мире должна служить фактором коррекции его поведения в реальном мире. Вместе с тем потенциальный мир – это сфера особых переживаний, переживаний риска, возможной гибели, это специфическая игра в мире идеального, который становится необходимой составной частью действительной жизни. Стирание граней между мысленной игрой и жизнью – явление особого рода: оно меняет тип социального действия» [820]. Именно потому, что культура реальной виртуальности содержит в себе данные о потенциальном мире и детерминирует жизнедеятельность человека, ей должна соответствовать вполне определенная система интегральной безопасности. Изложенное выше позволяет подчеркнуть тот существенный момент, согласно которому для построения эффективной стратегии интегральной безопасности следует учитывать при моделировании спектра возможных ситуаций угроз и опасностей как марковскую, так и немарковскую парадигмы.