Томас Венцлова - Собеседники на пиру

Локс К. Op. cit. С. 79.

Впрочем, последняя фраза стихотворения грамматически двусмысленна: субъектом ее может быть сердцебиение, а объектом — полынь.

См., например: Сегал Д. Заметки о сюжетности в лирической поэзии Пастернака // Slavica Hierosolymitana. 1978. Vol. III. С. 297–299; Флейшман Л. Фрагменты «футуристической» биографии Пастернака // Slavica Hierosolymitana. 1979. Vol. IV. С. 88–98.

Фамилия Боброва, по-видимому, анаграммирована во второй строке стихотворения: « Неп ог óд обез брежи в брезент».

Борис Пастернак и Сергей Бобров: Письма четырех десятилетий // Stanford Slavic Studies. 1996. Vol. 10. С. 40.

Сегал Д. Op. cit. С. 298.

Пастернак Е. Борис Пастернак: Биография. М.: Цитадель, 1997. С. 175.

Ср. также эмфатический переход от ударного а к ударному е в седьмой-восьмой строках: «И прощ áются д áли с оп áлом / На тво éй догор éвшей свеч é».

Пастернак Б. Op. cit. С. 174.

Баевский В. С. Б. Пастернак — лирик. Основы поэтической системы. Смоленск: Траст-имаком, 1993. С. 210.

Оба эти названия колокольни распространены в устном фольклоре.

Якоря применялись и для прикрепления к земле «воздушных кораблей» — монгольфьеров. См. Флейшман Л. Op. cit. С. 92.

Там же. С. 93–94.

Борис Пастернак и Сергей Бобров: Письма четырех десятилетий. Ор. cit. С. 40.

Эффект эха в «Июльской грозе» подкрепляется повторами («В чаду… В чаду») и звуковыми перекличками (« Полнеба т опчется поода ль»); ср. также каламбурную связь « к нёбу ль… полнеба».

Ср. у Тютчева: «резвяся и играя».

Ср. весьма интересную (хотя и не отменяющую указанные) интерпретацию: Иванов Вяч. Вс. «Вечное детство» Пастернака // Литература и искусство в системе культуры. М.: Наука, 1988. С. 473–474.

См. об этом: Смирнов И. П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака // Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 17, 1985. P. 24 sqq.; Иванов Вяч. Вс. Литературные параллели кавказским стихам Пастернака // Культура русского модернизма: Статьи, эссе и публикации: В приношение В. Ф. Маркову. М.: Наука, 1993. С. 158–161.

Ср. Эткинд Ефим. Пастернак и Лермонтов: К проблеме поэтической личности // Борис Пастернак: 1890–1990 / Под ред. Льва Лосева. Нортфилд, Вермонт: Русская школа Норвичского университета, 1991. С. 111.

См. Флейшман Л. Op. cit. С. 109.

Ср. хотя бы Альфонсов В. Поэзия Бориса Пастернака. Л.: Советский писатель, 1990. С. 69; Эткинд Ефим. Op. cit. С. 112.

Отметим, что первая строфа построена на звуковом параллелизме (« Приход ил— Парой к рыл») и на симметрии ударных гласных (и — а в первой и третьей строках, е — а — а во второй и четвертой строках), что соответствует симметрии двух крыльев (или рук).

Слово фосфор — еще одно иносказательное наименование Демона (Денница, Люцифер, Фосфорус).

Смирнов И. П. Op. cit. С. 24–25.

Звук, отсутствующий на семантическом уровне, передан Пастернаком ономатопоэтически: «Как г орбунья д урна, / Под решеткою т ень не к ривлялась» и т. д. Заметим, что в третьей строфе анаграмматически присутствует слово урна, связанное с темой отсутствия и памяти.

Любовь пространства: Поэтика места в творчестве Бориса Пастернака. М.: Языки славянской культуры, 2008. С. 241–251.

Интересно и то, что смерть в стихотворении Пастернака привязана к определенной дате, имеющей не только религиозные, но и автобиографические коннотации («Шестое августа по-старому»), а у Лермонтова к определенному, имеющему биографическое измерение месту в пространстве.

Впрочем, Пастернак продолжает построение этой площадки во второй строке (контраст первой и второй строк дается, в числе прочего, контрастом начального ударного гласного при подчеркнутом параллелизме остальных):

Кстати говоря, это место стихотворения «В лесу» может прочитываться как намек на лермонтовское заглавие: речь пойдет о странном, двоящемся сне, подобном тому, который был изображен старшим поэтом.

Отметим рисунок ударных гласных: а…а в 12-й строке (с выразительнейшей игрой на щ, ч), и… и… и в 15-й строке.

К этим приемам Пастернак пришел не сразу. В первом варианте стихотворения, опубликованном в альманахе «Пересвет», даны куда менее выразительные строки: « Тоска цикад сновала по щекам »; «Идут часы, их бой, как крик в эфире, / Их завели, поставив по жаре». С другой стороны, метафора времени как копошения мелких живых существ, притом в сопоставлении со сном, была намечена еще в «Марбурге» («И лишь насекомые к солнцу с куста / Слетают, как часики спящего тикая» — ранний вариант; «Одних это все ослепляло. Другим — / Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи. / Копались цыплята в кустах георгин, / Сверчки и стрекозы, как часики, тикали» — канонический вариант).

Это последнее уже отмечалось в процитированной выше работе; в ней же указано, что мотив перестановки часов на грамматическом уровне отражен в смене прошедшего времени настоящим (Plank D. L., 1966, с. 98, 100).

Марина Цветаева: Личные и творческие встречи, переводы ее сочинений: Сборник докладов. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2001.

М. Цветаева цитируется по «Собранию сочинений в семи томах» (М., 1994–1995). Римские цифры в тексте обозначают номер тома.

Цветаева А. Воспоминания. М.: Изограф, 1995. С. 558.

В 1956 году появились две публикации стихов Цветаевой: в «Литературной Москве» и в московском альманахе «День поэзии». Однако публикацию в «Литературной Москве», которая сопровождалась серьезным предисловием Ильи Эренбурга и начиналась с рассматриваемого стихотворения, следует признать более значительной. Подбор стихов в «Дне поэзии» был несколько односторонним, а сопровождавшее их краткое предисловие Анатолия Тарасенкова — тенденциозным.