Эдгар Уоллес - Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье

— Пацине и Шафляру вы говорили…

— Да я сейчас объясню! Четыре дня назад я зашла к пану Доброзлоцкому. Мне просто захотелось шоколаду, а я знала, что у ювелира всегда есть разные сладости, потому что врачи велели ему бросить курение. Когда я вошла в комнату, он сидел за столом и держал в руках великолепное брильянтовое колье. Я только мельком его видела: пан Доброзлоцкий сразу же его спрятал, сказав, что оно еще не готово. А все-таки я успела заметить, что это вещь неслыханной красоты. Тогда мне пришло в го-лаву, как хорошо было бы в этом ожерелье явиться на тайцы. Я и попросила ювелира мне его одолжить.

— Пан Доброзлоцкий согласился?

— Во всяком случае, наотрез не отказал. Засмеялся и обещал вернуться к этому, когда колье будет готово. Поэтому я и мобилизовала свою гвардию, чтобы пойтц на танцы.

— Не имея уверенности, что получите ожерелье напрокат?

— Я не предполагала, что пан Доброзлоцкий так дурно воспитан и откажет женщине в подобном пустяке. Он дал мне, правда, очень красивые вещи из серебра, но сами признайте: это не одно и то же. Я была прямо вне себя, когда ушла от него с серебряными побрякушками вместо ожерелья. Увидев ювелира на полу, в крови, я поначалу даже подумала, что Бог наказал его за неучтивость.

— А может быть, это вы, от имени Бога, ударили ювелира молотком по голове? — насмешливо спросил подпоручик.

— Чтобы сделать вам приятное, я призналась бы в преступлении, — мрачно сострила пани Захвытович. — Но не могу. Ведь вы сами не верите, что я причастна к покушению. Не правда ли?

Подпоручик промолчал, а полковник попрощался с актрисой:

— Оставляем ваш гостеприимный кров и идем навестить пана Крабе. Вскоре мы пригласим всех в салон, чтобы покончить со следствием. Потерпите еще немного.

В соседней комнате полковник попросил критика показать, как он взглянул в окно. Пан Крабе подошел к балконной двери и слегка отодвинул штору. Находившийся поблизости фонарь дневного света и окна соседних комнат ярко освещали балкон и приставленную к нему лестницу.

— Видите, ее нельзя было не заметить…

Следующий визит офицеры нанесли редактору Бурскому, который жил на третьем этаже.

— Прошу прощения, — входя, сказал полковник. — Только два вопроса.

— Пожалуйста. Можно и больше, если надо.

— Когда вы сидели у Доброзлоцкого, кто-нибудь к нему заходил?

— Да, забыл вам сказать. На минутку заглянул пап Крабе, но, увидев, что ювелир не один, извинился и сразу ушел. У меня это совершенно вылетело из головы во время допроса.

— А вы заметили, который был час, когда вместе с паном Доброзлоцким выходили из комнаты?

— Во время нашего разговора ювелир несколько раз посмотрел на часы. Я даже спросил, не собирается ли он уходить, не ждет ли кого-нибудь. Он ответил, что ему надо в назначенный час позвонить по телефону. Обычно, если человек смотрит на часы, собеседник машинально делает то же самое, и потому я хорошо помню, что мы вышли из комнаты без четверти девять.

Когда офицеры расстались с журналистом, подпоручик с удивлением заметил, что полковник, не заходи в другие комнаты, направился к лестнице.

— А двое оставшихся, Медяновская и Земак?

— Они ничего нового не скажут. Выйдем наружу.

Дождь прекратился, но было еще очень сыро. Полковник подошел к приставной лестнице и осмотрел ее при свете электрического фонаря, который зажег один из милиционеров.

— Ничего интересного мы тут не найдем. Лестница как лестница. Даже если грабитель не пользовался перчатками, все равно дождь давно смыл все следы. А где она обычно стоит?

По вымощенной дорожке милиционер довел офицеров до виллы «Соколик», погруженной во тьму. Обогнув фасад пансионата, они подошли к нему с противоположной стороны и очутились на небольшой площадке с несколькими деревьями. Милиционер показал на стену под верандой.

— Она лежала здесь, боком к дому. Не подходите, пан полковник, там глина и скользко. Мы искали следы, их тут видимо-невидимо. Но все залито водой, и нельзя установить, какой след старый, а какой — свежий. Лестницу брали часто.

Возвращаясь в «Карлтон», полковник еще раз взглянул на террасу, которая шла вдоль южной стены здания, под балконом второго этажа. Действительно, для молодого человека, занимающегося спортом, не составляло труда соскочить с балкона на эту террасу. А с террасы четыре лесенки вели на дорожку, огибающую дом.

— Пошли обратно, — сказал Лясота.

В столовой он уселся на стул с видом человека, который наконец решил трудную и головоломную задачу.

— Теперь все ясно, — обратился он к подпоручику. — Примите мои поздравления. Вы прекрасно вели следствие. Допрашивая обитателей «Карлтона» и двух местных парней, вы сумели вытянуть из них все. Вы жаловались на невезение, а ждут вас заслуженные похвалы.

Польщенный подпоручик внимательно посмотрел на старшего коллегу. Издевается над ним полковник или же говорит всерьез? А тот продолжал:

— Осталось одно — арестовать виновного и забрать драгоценности. Вероятно, у вас в служебном помещении есть несгораемый шкаф, где их можно будет хранить до решения прокурора о передаче украшений собственнику— Управлению ювелирного искусства. Надеюсь, их еще успеют отослать на выставку во Флоренции. Жаль, что бедняга Доброзлоцкий не сможет туда отправиться вместе со своими произведениями. Ему придется довольно долго пролежать в больнице. Впрочем, боюсь, он не попал бы в Италию, даже находясь в полном здравии. Любителей кататься на государственный счет хоть отбавляй… Кстати, и я не прочь взглянуть на эти безделушки. Не часто случается, даже в нашей профессии, видеть драгоценности стоимостью больше миллиона злотых, и вдобавок с такой биографией. Ну, поручик, вы, разумеется, знаете, кто совершил преступление?

По лицу полковника было видно, что это вопрос скорее риторический, и ответ на него предполагается отрицательный. Однако подпоручик, вопреки ожиданиям старшего коллеги, сказал:

— Я знаю, где спрятаны драгоценности.

— Вот как? — полковник слегка поднял брови.

— Да. Я знаю, где ожерелье. Правда, мне это подсказывает не разум, а скорее интуиция, но найти их я могу за одну минуту.

— Но раз вам известно, где драгоценности, то известно и имя преступника.

— Да, — подтвердил подпоручик. — Кажется, известно. Я знаю, кто и когда приставил лестницу к балкону. Догадываюсь, что именно вы искали, пан полковник, осматривая комнаты подозреваемых. Знаю, у кого в номере вы это нашли.

Полковник улыбнулся:

— И что же это было?

— Глина. Маленький комочек желтой глины.

Лясота уже не смеялся. Он посмотрел на молодого коллегу не только с удивлением, но прямо-таки с восхищением.

— Если вам это известно, то известно и все остальное, — сказал он.