Виктор Еремин - Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина

Еще одно странное свидетельство, на которое часто ссылаются доморощенные конспирологи, было подарено любопытствующим П. А. Судоплатовым. В его книгах вообще сделано такое большое число подобных сомнительных заявлений, что воспоминания генерала давно потеряли ценность первоисточника. Критический анализ этого «свидетельства» весьма убедительно сделал Г. В. Костырченко. Вот он:

«Не менее сомнительно и придание Судоплатовым “крымской инициативе” статуса некоего крупного международного проекта, отмеченного участием самых влиятельных политических сил послевоенного мира и ставшего чуть ли не ключевым в послевоенных советско-американских политических отношениях.

Не утруждая себя какими-либо документальными доказательствами на сей счет, автор заявляет, будто перспектива заселения Крыма евреями обсуждалась Сталиным сначала, в июне 1944 года, с президентом американской торговой палаты Э. Джонстоном [357]и послом США в СССР А. Гарриманом [358], а потом, “сразу же после войны”, — с делегацией американских сенаторов. Однако после наступления «холодной войны», как уверяет далее Судоплатов, “наши надежды на получение еврейских капиталов рухнули… и первой жертвой смены курса стал Михоэлс, находившийся в самом центре дискуссии по созданию еврейской республики в Крыму”. Что касается упомянутых встреч, то они действительно имели место. Однако документально зафиксированное содержание состоявшихся при этом бесед, разумеется, не имеет ничего общего с тем, что утверждается Судоплатовым. Скажем, из множества объективных свидетельств известно, что 26 июня 1944 года Сталин в обществе Молотова, Маленкова, Берии и Щербакова принимал в Кремле тех же Джонстона и Гарримана. Сохранилась и запись состоявшегося тогда разговора, которая была опубликована потом в официальном издании МИДа. Судя по этой записи, в течение почти трехчасового общения в центре обоюдного внимания были главным образом проблемы возрождения советской промышленности после войны и налаживания торговли между двумя государствами в мирное время. При этом Джонстон выказал заинтересованность в крупномасштабном приобретении в СССР различного сырья, а Сталин даже пообещал разместить в США миллиардные заказы. Обсуждались также шансы Ф. Рузвельта и его соперников на предстоявших президентских выборах и некоторые другие вопросы. Но в этой записи нет и намека на то, о чем пишет Судоплатов (кстати, в этой встрече не участвовавший и не располагавший никакой информацией о ней): Джонстон якобы был принят Сталиным “для обсуждения проблем возрождения областей, бывших главными еврейскими поселениями в Белоруссии, и переселения евреев в Крым”. О том же самом Сталин будто бы беседовал после войны и с американскими сенаторами, о чем Судоплатову стало известно, как он утверждает, из некоего сообщения, правда, им не уточняется, из какого именно. Между тем в официальной записи зафиксирована немаловажная реплика Джонстона о том, что тот считал себя специалистом по промышленности и профаном в сельском хозяйстве. Вот почему Джонстон после встречи со Сталиным направился из Москвы отнюдь не в освобожденный Красной Армией Крым, что было бы логично в свете утверждений Судоплатова, а предпринял поездку по промышленным предприятиям Урала. И еще. По поводу самой официальной записи кремлевской беседы от 26 июня 1944 года может возникнуть резонное предположение: не изымались ли из нее в ходе подготовки публикации “неудобные” для советской власти сюжеты, среди которых, чем черт не шутит, мог быть и “крымский”? Конечно, в 1984 году, когда была осуществлена данная публикация и когда свирепствовала цензура, все было возможно. Однако не похоже, что подобное имело место в данном конкретном случае. Ведь все изъятия из оригинальных архивных документов, составивших основу сборника, в обязательном порядке обозначались публикаторами во главе с академиком Г. А. Арбатовым [359]отточием, а таковой знак в напечатанном тексте интересующей нас беседы вообще отсутствует» [360].

Слабость данного анализа определяется слабостью нашей эпохи — люди окончательно осознали, что документ является важнейшим доказательством действия, и при сокрытии чего-либо прежде всего прочего стараются по возможности или уничтожать документы, или вообще не оформлять свои действия документально. Если быть последовательными и поддерживать претензии Костырченко к заявлениям Судоплатова в связи с отсутствием документальных подтверждений, то мы обязаны будем на тех же основаниях отрицать холокост галутных евреев Европы [361], поскольку не сохранилось ни одного официального документа по его развязыванию (в отличие от холокоста советского народа), а Протоколы Ванзейской конференции по истории своего появления оказываются менее убедительными, чем Протоколы сионских мудрецов. И т. д. Таков только один из многочисленных тупиков человечества, в который мы закономерно забрели и никогда уже не найдем выхода: документы перестают быть свидетельством, а уж тем более доказательством — их либо нет, либо они сфальсифицированы (что бывает гораздо чаще).

Вышеприведенные материалы Полторанина — Джиласа и П. А. Судоплатова очень интересны и подпадают под логику крымской истории, но вопиюще бездоказательны. Я познакомил с ними читателя, а там уж каждый сам волен решать: верить или не верить. Свое мнение навязывать не буду. От выбора данного решения во многом зависит восприятие читателем проблемы депортации крымских татар и близости дат, которые обычно предъявляются в качестве косвенного подтверждения возможности тегеранских договоренностей по Крыму.

«Сталин получил диктаторскую власть в России при продаже Крыма жидам», — так в 1943 г. вещала газета «Азат Кърым» [362], выходившая в Симферополе во время немецкой оккупации. Вся пропаганда на оккупированном полуострове была направлена против евреев-большевиков и стремилась «открыть глаза» обманутым русским: «Будущее у русского народа, который “у большевиков был самым последним народом, наиболее гонимым и преследуемым”, безысходное, убийственное. В случае победы над Германией “жиды русскими руками приобретут новую Палестину — Россию”» [363]. Это уже из газеты «Голос Крыма» того же 1943 г. Как видим, понятия «большевик» и «еврей» для прогерманской агитации были неразделимы, поскольку они были не разделимы в умах антисоветски настроенного и даже нейтрального населения. Такая же ситуация складывалась и на всей оккупированной фашистами территории СССР.

В целом процессы, происходившие в оккупированном Крыму, кратко, но четко охарактеризовал профессор Олег Валентинович Романько в книге «Крым под пятой Гитлера. Немецкая оккупационная политика в Крыму 1941–1944 гг.». К его точке зрения можно только присоединиться: «Долгое время считалось, что все население оккупированных советских территорий было негативно настроено к захватчикам. Наиболее активная его часть ушла в партизанские отряды, остальные вредили немцам по мере своих сил и возможностей. Были, конечно, и те, кто служил оккупантам. Но их было немного, и все они были “либо отщепенцами и деградировавшими личностями, либо уголовниками”. Это черно-белое утверждение верно только отчасти. Действительно, значительная часть населения оккупированных территорий положительно относилась к советской власти, считая ее своей, и, действительно, некоторая его часть вступила в созданные этой властью партизанские отряды. Правда и то, что на другом полюсе стояли противники советской власти, однако ситуация с ними не была такой простой, как представлялось официальной точкой зрения. Теперь уже не является секретом, что перед началом войны в СССР существовало огромное количество недовольных режимом, чьи настроения не мог не использовать такой осмотрительный враг, каким являлись немцы. А если прибавить еще и социальное недовольство, и нерешенный национальный вопрос, то ситуация приобретала просто угрожающие размеры. Среди тех, кто пошел на сотрудничество с немцами, были, конечно, и идейные противники коммунистической власти. Но, как и в случае с ее сторонниками, они представляли собой, хоть и активное, но меньшинство. Тем не менее это были только два полюса, и своими, пусть и активными, позициями мировоззрение всего населения они не выражали. Основная же масса последнего (и этому есть много свидетельств как с той, так и с другой стороны) занимала выжидательную позицию. И история оккупации во многом это борьба, как идейная, так и вооруженная, за эту нейтральную часть населения…