Нурали Латыпов - Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи

Что реально можно сделать? Бжезинский очень хорошо знает новейшую историю политическую Европы. Скажем, навязанный Австрии нейтралитет дал отличный результат. Австрии не надо заботиться о серьёзных военных расходах, её экономика воспряла, граждане почувствовали все эти блага. Такая возможность после войны была и для Германии: единая нейтральная объединённая Германия. «Кровавый» сталинский режим выходил с этим предложением на американцев, но тем нужна была абсолютно управляемая Германия. Они смотрели далеко вперёд. Держа ручную Германию, они рулят всей Европой. Более того, есть серьёзные сведения, что они даже имеют вето на утверждение решений немецкого канцлера.

Наша серьёзная ошибка – согласие на включение ГДР безо всяких условий в ФРГ – то есть, по сути, в систему, подчинённую США. Вот она, алгебра политики. Но такие то ли профаны, то ли предатели, как Горбачёв и Ельцин, даже арифметику интриг толком не освоили.

А вскоре ликвидация Варшавского договора полностью разрушила мировой баланс. Представьте себе весы, где на одной чаше НАТО, на другой – Организация Варшавского договора. Варшавский договор исчез – значит, НАТО уже перетянуло. Мало того, эту разновеску не просто сняли с одной чаши геополитических весов, а переставили на другую. Теперь весь мир перекошен очевидным неравенством. И даже на той чаше, что перевесила, лучше от этого не стало: те, кто на неё набился, лишились свободы, ибо не имеют второй опоры.

Кстати, логично и справедливо было бы в ответ на ликвидацию Варшавского договора распустить НАТО. Этого не последовало. Причём СССР уже вовсе никому не угрожал. Это тоже о чём-то говорит. НАТО – ещё одна удавка США на шее Европы. Формально американцы мало участвовали в устранении Каддафи, давлении на Асада и т. д., но фактически лезли туда именно те европейские политики, кто сильнее всего зависит от США. Европа огрызнулась всего один раз – с Ираком, но американцы её потом наказали и заставили влезть туда поглубже. Кстати, Белград бомбили тоже в основном руками Европы. У США хватает инструмент контроля над Европой, её вовлечения в авантюры типа югославской, ливийской и т. д. Коллективное соучастие в преступлении – как знает любой бандит – создаёт круговую поруку. По сути, США в качестве пахана выстроили в Европе систему организованной преступности.

Мы считаем: коли навязанный Германии нейтралитет упущен и после войны, и во время объединения Германии, то хотя бы сейчас надо поймать момент, когда тем же США станет стратегически выгоден навязанный нейтралитет Украины, гарантированный обеими сторонами. Он позволит осуществить и озвученное Бжезинским вовлечение России в европейские дела, но с юридически обязывающими документами.

В последнем прижизненном труде «Смуты и институты» признанный вождь отечественных экономических реформаторов Егор Тимурович Гайдар на множестве примеров из всемирной и отечественной истории доказывает печальную мысль: разрушить организационные структуры, обеспечивающие успешное взаимодействие множества людей в едином обществе, можно за считанные дни, а то и часы; построение же новых структур, без которых общество не способно существовать, неизменно отнимает долгие годы.

Даже если новое неизмеримо эффективнее старого, громадные хозяйственные потери на переходе влекут множество смертей от голода. Да и отсутствие организованного противодействия преступлениям поднимает их волну.

Собранные выдающимся реформатором факты и аналитические выкладки приводят к однозначному выводу: сколь ни преступен правящий режим – его мгновенное падение порождает последствия столь разрушительные, что революция сама по себе оказывается едва ли не тягчайшим преступлением перед обществом.

Немалая часть преступлений оказывается вынужденной. Егор Тимурович исследовал, как в 1918-м году нарождающейся власти пришлось обеспечивать в первую очередь государственно важные структуры – вроде вооружённых сил – ради скорейшего восстановления самой возможности взаимодействия всех слоёв общества на всей территории страны. Это заставило объявить преступлением мешочничество – поездки на село с грузом, посильным для переноски на себе, ради натурального обмена с крестьянами. Миллионы горожан оказались вынуждены нарушать закон ради продолжения собственного существования. С точки зрения власти их деяния немногим лучше уличного грабежа и карались практически так же. Жестокости тут не было (хотя ожесточение, порождённое уже идущими конфликтами, несомненно, присутствовало с обеих сторон). Было трезвое – хотя и циничное вследствие свежеусвоенного материализма – осознание властью печальной формулы: «Что может быть ценнее человеческой жизни? Две человеческих жизни».

Удивительно схожи в разных землях и эпохах и судьбы зачинателей смуты. Те, кто надеется извлечь из крушения существующих организованных структур личную выгоду, редко доживают до становления условий, позволяющих хотя бы внятно сформулировать, в чём эта выгода может заключаться. В лучшем случае эмигрируют, как большинство политиков, в феврале 1917-го уговоривших Николая II отречься от престола. А чаще – сочиняют извращённые судебные технологии взаимоистребления, как герои Великой Французской революции.

Сильные мира сего опираются не столько на собственные мышцы и нервы, сколько на обширную паутину общественных взаимосвязей. Смута рвёт всю ткань общества со всеми паутинами, сплетёнными из её нитей. Всякий надеющийся, как и прежде, ловить зазевавшихся мух, да ещё и ожидающий, что в обвальной неразберихе они будут летать вслепую и чаще попадаться, рискует оказаться вовсе без опоры. Сплести же новую паутину – дело далеко не секундное: далеко не каждый успеет вновь прочно приклеиться к обществу.

После нескольких перетасовок наверху оказываются те, кто не только готов свалить вину за все неполадки на предыдущее поколение управленцев, но и искренне верует в их вину. Кто сам готов пользоваться служебным положением и склонен полагать, что так поступают все. Кто верует в некие политические доктрины. Кто объясняет злым умыслом даже последствия обычной глупости.

И это также неизбежно. В атомизированном обществе, где даже жизненно важные взаимосвязи утрачены, срабатывают только простейшие – одноходовые – решения. А что может быть проще, нежели бросить очередных козлов отпущения на пики изголодавшейся парижской толпы или штыки кронштадских матросов, озверевших от бездельного ожидания грядущих сражений!

Альтернативных проектов устройства общества всегда немало. Все их сторонники одновременно желают осуществить свои идеи на пустом месте, свежеобразованном после краха существующих управленческих структур. Столкновения – вплоть до гражданской войны – неизбежны.