Александр Зихунов - Медовый месяц императора

Перебирая обложки в поисках подходящей, я обратил внимание на одну, из которой выглядывали какие-то листки. Протянул руку, а сердце уже билось чаще, предчувствуя находку.

Развернул и встретился глазами с внимательным взглядом Александра Пушкина. На подлинной бумаге начала XIX века отпечатана известная гравюра Егора Ивановича Гейтмана, изображающая мальчика Пушкина. Задумчивый взгляд, курчавые волосы, правая рука тыльной частью кулака подпирает лицо - вот широко известные детали гравюры.

Десятки раз я видел воспроизведение этой гравюры, но держать в руках оттиск на бумаге той поры - это нечто иное. Волнующее, волшебное ощущение подлинности, которое ломает барьеры времени, и тогда понимаешь, что время, как и море, не столько разъединяет, сколько соединяет людей и события, расположенные на разных концах Вчера и Сегодня.

В 1822 году Н.И. Гнедич - издатель поэмы Пушкина "Кавказский пленник" - решил поместить в книге портрет автора. Современного портрета не нашлось, тогда решили поместить гравированный портрет Пушкина в детстве.

Гнедич попытался объяснить читателям появление в книге портрета следующим образом: "Издатели присовокупляют портрет Автора, в молодости с него рисованный. Они думают, что приятно сохранить юные черты Поэта, которого первые произведения ознаменованы даром необыкновенным".

Пушкин ко времени выхода поэмы (август 1822 г.) находился в Кишиневе. Портрет ему не понравился, хотя он проявил не очень свойственный ему в молодости такт. 27 сентября в письме к Гнедичу А.С. Пушкин писал: "Александр Пушкин мастерски литографирован, но не знаю, похож ли, примечание издателей очень лестно - не знаю, справедливо ли".

Отдал должное мастерству художника, правда спутав гравюру с литографией, сделал реверанс в сторону издателей, но в следующем издании поэмы просил портрет не помещать.

Произошла поразительная вещь: портрет, который был далек от оригинала, признали единственно возможным изображением Пушкина. Если когда-либо будет найден портрет юного Саши Пушкина, то доказать его сходство с Пушкиным будет весьма сложно.

Судя по филиграни, гравер использовал бумагу западноевропейского производства размером 310 i 180 мм, так называемую Beehive, широко применявшуюся в России в XVIII и начале XIX столетия.

Бумага хорошего качества, не утратившая белизны и через двести лет.

Подобной бумагой Пушкин никогда не пользовался. Ее нет в списке бумаги, которая встречается в его рукописях или письмах. В быту и творчестве А.С. Пушкин использовал бумагу 258 сортов.

До сих пор неясно, кто же был автором портрета. Большинство ученых полагают, что автором портрета Пушкина-лицеиста был его учитель рисования С.Г. Чириков. Одновременно на авторство претендуют Орест Кипренский и Карл Брюллов.

Твердо установлено одно: это не Пушкин. Но сила привычки велика, почти непобедима. Издатели продолжают помещать в книгах гравюру Гейтмана, невольно выдавая её за подлинное изображение Пушкина в юности.

Что удивляться, если и сегодня мы не знаем, как выглядел Пушкин в зрелом возрасте. Достаточно сравнить портреты Пушкина 1826 года работы художника Иосифа Иосифовича Вивьена (полное имя Иосиф Евстафий Вивьен де Шатобрен) и портреты В.А. Тропинина и Ореста Кипренского, датируемые 1827 годом, чтоб понять, что проблема здесь есть. Наличие её подвигло современные компьютеризированные умы изготовить подлинное изображение Пушкина с помощью современной компьютерной техники. Скрупулезно собрав все имеющиеся в распоряжении ученых портреты Пушкина, они ввели все данные в компьютер, который добросовестно выдал некоего усредненного Пушкина. Попытка компьютеризировать изображение Пушкина окончилась неудачей.

Рассматривая листок с портретом, я заметил, что под ним лежит лист иного формата, сложенный вдвое. Развернул. Это было письмо на сероватой бумаге, написанное по-французски.

Мысли мои были заняты портретом. Интуиция спала, убаюканная радостью неожиданной находки. Я отложил письмо в папку, надписав на обложке: "Письмо. Французский язык". Отложил и забыл на целых три года.

Случай напомнил мне о нем.

В начале августа 2001 года я познакомился с библиотекарем Русского Дома в Париже Татьяной Анатольевной Дога. Познакомила нас Светлана Анатольевна Бахтина. Она позвонила и сказала, что из Парижа приехала женщина, которая лично знакома с потомком соученика А.С. Пушкина по Царскосельскому лицею Константина Карловича Данзаса, ставшего 27 января 1837 года секундантом Пушкина на дуэли с Жоржем Дантесом.

И тут я вспомнил о письме. Смахнув пыль, уложил папку в портфель и поехал в управление культуры, где в то время работала Бахтина.

Уже через двадцать минут я сидел в тесной комнатке на четвертом этаже Госпрома1, слушая рассказ Татьяны Анатольевны о Русском Доме в Париже, его библиотеке, и ожидал момента, когда можно будет показать письмо и попросить его перевести.

Скоро момент настал. Она переводила прямо с листа, а я понимал, что у меня три года пролежало письмо А.С. Пушкина барону Геккерну от 26 января 1837 года.

На следующий день после его получения состоялась дуэль. Оскорбили барона Якоба Геккерна, а вызов прислал храбрый Дантес.

Неужели любящий барон Геккерн мог согласиться рискнуть жизнью горячо любимого сына-любовника? Нет, никогда! Они были готовы к дуэли. Они знали: дуэль - видимость. Реальность - спланированное убийство А.С. Пушкина.

Операция готовилась два месяца, начиная с того момента, когда Пушкин 21 ноября 1836 года написал, но не отослал письмо барону Геккерну и письмо графу А.Х. Бенкендорфу.

На письме от 21 ноября 1836 года адресат не указан, поэтому вполне естественно, что возникла версия, будто письмо предназначалось не графу Бенкендорфу, а министру иностранных дел графу Нессельроде.

В последнее время её в сжатой форме изложил В.В. Кожинов. Вот что он писал: "Общеизвестно письмо Пушкина к некоему графу, написанное 21 ноября 1836 г. по поводу "диплома". В свое время Щеголев по всему смыслу и самому тону письма совершенно верно определил, что этим графом был Нессельроде. Но вскоре сам же Щеголев установил, что 23 ноября Николай I принял Пушкина и графа Бенкендорфа; исходя из этого, исследователь пришел к выводу, что упомянутое письмо было направлено Бенкендорфу, который и устроил Пушкину прием у царя. Однако впоследствии стало известно, что поэт вообще не отправил указанного письма. Тем не менее оно и поныне считается - вопреки всякой логике - письмом к Бенкендорфу.

До нас дошло более 50 пушкинских писем Бенкендорфу, но они выдержаны совершенно в ином тоне".

В.В. Кожинов вспомнил о возможном получателе пушкинского письма потому, что это могло аргументировать его вывод о том, что организатором создания анонимных пасквилей был именно граф К.В. Нессельроде, а исполнителем - дипломат, ближайший помощник министра иностранных дел в 1829 - 1830 годах Ф.И. Брунов.