Фарида Габидуллина - Эволюция татарского романа

Писатель раскрывает общественные причины этого «падения духа». С началом русско-японской войны в деревню приходит весть о мобилизации. После этого сельчане каждую прибывшую телегу ожидают, как ангела смерти Джабраила, со страхом. О войне говорили разное.

Все это, разумеется, не могло не повлиять на героиню. Теперь взращивание цветов, уход за садом и домашней скотиной стали казаться Сагадат «неважными» делами. Замечая перемены в ее душе, писатель говорит: «Ее душа чего-то желала, чем-то была недовольна, в то время как в истории происходили такие большие события, вокруг было столько перемен, ее душа была не согласна заниматься мелками делами, она хотела большего» (С. 194). Мы чувствуем, как Сагадат начинает по-новому мыслить, но все же героиня еще, «находясь, словно между небом и землей», в растерянности не знает, что делать.

Далее в романе показывается, что общественная ситуация в деревне еще более осложняется и оказывает на героиню большое влияние. Дело в том, что деревенский разъяренный люд от горя, принесенного войной, ходит «по улицам, выискивая врага». Вечером, разбив окна медресе, в котором «все получали знания», они направились к имению Габдуллы. «Толпа народа все приближалась. Шум все нарастал и нарастал. Неожиданно у дома стали раздаваться выкрики: “Громи, ломай!” Поскольку Габдуллы не было дома, а прислуга разбежалась, Сагадат одна встречает “пьяных мужиков, которые словно бешеные собаки, с вытаращенными глазами, не ведали в своем горе, что творили”. Это событие раскрывает новые черты характера героини. Понимая, что злом ничего не сделаешь, она, по-доброму, начинает спрашивать рекрутов, как дела, не нужно ли чего-нибудь, и тогда “стая голодных волков потихоньку превратилась в тихое стадо овец”» (С. 201).

Если писатель, с одной стороны, доказывает, что добрым словом можно выстоять против любого зла, с другой стороны, демонстрирует рост духовного состояния Сагадат как человека и личности, формирование ее нового отношения к жизни, и того факта, что по силе духа и душевного сочувствия она на голову выше сельского люда. По отношению к людям, пришедшим ее грабить, в душе Сагадат рождается чувство жалости, она думает о том, что «одни босые, другие в драных лаптях» «ранят ее душу», более того, она «начинает по-женски переживать за то, как эти бедные уедут». Наполнение души героини, стремящейся к свободе и независимости, свойственным женщине милосердием, мягкостью делают этот образ еще более полнокровным.

Г. Исхаки, продолжая в образе Сагадат формировать женский идеал, раскрывает ее личностные черты всесторонне и полно. Габдуллу же, продолжая превращать в антипода Сагадат, наоборот, «повторно всесторонне чернит и карает» [103. С. 42]. Он опять путается с разными женщинами, и «словно пес, сорвавшийся с цепи», пытаясь вернуть утраченное в прошлом, повсюду продолжает «оставлять следы». А, узнав о помощи Сагадат погорельцам и новобранцам, он приходит в бешенство и в душе готов ее уничтожить. Не успокоившись, он продолжает: «Вот дурная, вот глупая, вот свинья, стала хозяйкой чужого добра?!». После этого Габдулла полностью превращается в «прежнего потомственного почетного гражданина господина Габдуллу Амирхановича», но в отличие от прежнего Габдуллы, теперь еще в более ненасытного и жадного.

Показывая, что империалистическая война приносит простому народу лишь мучения и лишения, писатель отмечает, что, для таких, как Габдулла, она становится источником увеличения прибыли, богатства: «Он удивился прибыли, полученной за эти шесть месяцев.

Тому, что его сестра жадно копила на протяжении двадцати-тридцати лет, он сделал себе за шесть месяцев. Он радовался и бахвалился. Он опять посмотрел на воду, опять засмеялся. Он перебрал в памяти все свои сделки. То, как продал годами гнившее сено, проржавевшую солому, годами плесневевший овес, муку, смешанную с лебедой, да еще как продал. Вспоминая, он все больше радовался. И еще улыбнулся: «Может еще такое удастся, война еще не закончится, даст Аллах» (С. 204).

Автор показывает, как все это еще сильнее меняет отношение Сагадат к мужу. Окончательно остыв душой к Габдулле, она уезжает в Казань.

То, что Сагадат, самостоятельно подготовившись, сдает экзамены на аттестат, писатель считает первым ее самостоятельным шагом на пути к личной свободе. Этот шаг производит впечатление и на саму героиню. «Всю ее голову, все тело охватывает радость». Вот как описывает ее внутреннее состояние писатель: словно у «героя», пришедшего с войны, «ее органы, думая о своих функциях, словно бы возгордились». Для того чтобы полнее раскрыть тонкий внутренний мир героини, ее психологические переживания, автор ее внешность описывает в тесной взаимосвязи с духовным миром, и в этом подходе к творчеству его можно назвать продолжателем тургеневских традиций. Известно, что о деятельности этого известного писателя в этом аспекте А. Н. Толстой писал: «Восхитительно создавая портреты женщин, Тургенев делал великое дело» [142. С. 84] или А. М. Горький говорил: «Книги Тургенева поют женщинам славу» [52. С. 270].

Влияние И. С. Тургенева в этом плане на Г. Исхаки проявляется, в частности в тонко выстроенной «идеализации», относящейся к молодости и красоте, на жизненной, реальной основе, в тесной связи портрета героини с внутренним монологом. Этот прием помогает, в свою очередь, раскрыть внутренний мир Сагадат более полно и глубоко: «Сделав шаг, она, словно узрев нежданного близкого человека, увидела в большом зеркале себя и остолбенела. Вспененные черные волосы так свисали по обеим сторонам, что ее белое тело, казалось еще белее. Ее пышные белые груди еще более оттенили ее и без того черные волосы. Ее руки, зажавшие красную рябину, по полноте, белизне и изяществу, показались красивее их. По гладкости, полноте и ровности, ее шея была не хуже, загорев на солнце, она показалась красивее тех же черных волос, тех же белых грудей» (С. 214).

Чтобы увидеть новизну изображения в портрете Сагадат, сравним ее с портретом Ханифы из романа «Хисаметдин менла»: «Девушка среднего роста, на голове хороший казанский калфак, на ногах сапожки, вышитые тамбуром, волосы, глаза и брови блестящие, черные, лицо лучистое, розовое, носик маленький и красивый» [7. С. 67]. Из этого повествования, из слов-понятий, характеризующих портрет девушки, мы постигаем мысль, которую хотел выразить автор: Ханифа – красивая девушка. Портрет Сагадат тоже дается в авторской речи. Но это не только авторская речь, это еще и видение девушкой самой себя, любование собой, гордость за свою красоту. Портрет героини писатель передает через ее ощущения, и именно этот прием, изменяя прямую авторскую речь, оживляет портрет, и читатель начинает ее представлять. И в других отрывках, в которых описывается красота Сагадат, авторская речь становится мыслью иного персонажа, либо для этого используется описание красоты картин природы. Например, «Габдулла принялся одевать Сагадат. Поскольку на теле были выпуклости, которые следовало скрыть, он надел на нее капот из белого шелка. Чтобы капот не топорщился, он наискосок справа налево опоясал ее красным турецким пояском, поверх тонких белых чулок надел аккуратные белые башмаки… Прежде, чем надеть на голову черный калфак, он поправил ее черные волосы. Налитые словно яблоки щеки еще более порозовели, оживились, ресницы удлинились, она словно стала выше ростом, стала казаться еще стройнее» (С. 168). Основной повествователь – сам автор, но его непосредственно не видно, это видение Сагадат Габдуллой, но в то же время мы чувствуем и присутствие автора. Видение Габдуллы совпадает с авторским. Поэтому писатель эти строки передает предложениями, состоящими из благозвучных слов. От использования в описании портрета красивых эпитетов, подробного описания башмаков, цвета платья, черноты волос, красоты лица веет любовью и обаянием.