Владимир Живетин - Человеческий риск (системные основы управления)

– финансов – стимула для развития творчества согласно своему разуму, ( ν 7);

– личных потребностей, прежде всего физиологических, ( ν 8);

– души – основного «инструмента» человека в подавленном, возбужденном или психически нормальном состояния, ( ν 9).

Каждое из этих управлений-возмущений непрерывно изменяется как во времени, так и в пространстве состояния человека. Таким образом, Ω доп = Ω доп ( ν 1, …, ν 9), Ω кр = Ω кр ( ν 1, …, ν 9).

Величина, равная х кр – х доп = Δ, представляет собой запас на непредвиденные изменения свойств, качеств, состояния динамической системы в процессе ее функционирования, приводящие к неконтролируемым изменениям х. Отметим, что комфортная область Ω ком включает в себя те значения х = х ком , к которым стремится человек. Области Ω доп и Ω ком в общем случае не совпадают. Однако по некоторым параметрам человек стремится достичь х доп и там удержаться. Так, например, скорость движения автомобиля, как правило, находится не в области безопасных значений км/ч (80–90), а в области максимальных значений скоростей V доп .

Человеческий риск связан прежде всего с жизнедеятельностью человека в окружающей среде, в том числе в социальной, государственно-правовой, финансовой средах.

Обратимся к истории создания моделей отдельных подсистем окружающего мира и возможности применять их для целей жизнедеятельности с позиции их достоверности. В чем состоят проблемы достоверности, как они решаются? Возможна ли истинная модель? И нужна ли она?

Наиболее образно по этому поводу сказал А. Эйнштейн: «В нашем стремлении понять реальность мы подобны человеку, который хочет понять механизм закрытых часов. Он видит циферблат и движущиеся стрелки, даже слышит тиканье, но не имеет средств открыть их. Если он остроумен, он может нарисовать себе картину механизма, но он никогда не может быть вполне уверен в том, что его картина единственная, которая могла бы объяснить его наблюдения. Он никогда не будет в состоянии сравнить свою картину с реальным механизмом, и он не может даже представить себе возможность и смысл такого сравнения» [43].

Согласно сказанному, наука изучает явления, происходящие в окружающем мире, которые представляют собой процессы, порожденные некоторой системой, включенной в общий комплекс систем мироздания. По известным состояниям процесса Z ( t ) в некоторые моменты времени мы хотим знать его предысторию и будущее. С этой целью нам нужна истинная модель М и подсистемы, породившей процесс Z ( t ), т. е. нам нужна модель М и ( Z ( t )). В приведенном примере мы знаем Z ( t ) – перемещение стрелки, но как воспроизвести этот процесс, с помощью какого механизма – не знаем, т. е. не знаем модель М и . Тогда наука поступает так: строит модель М р (расчетную или оценочную M o = M p ) таким образом, чтобы отличие истинного процесса Z ( t ) от реализованного Z р ( t ) на выходе модели М р ( Z р ( t )) было в каком-то смысле минимальным. При этом сразу же предполагается: в силу отличия М и от М р процессы Z и ( t ) и Z р ( t ) отличаются, т. е. модель работает с погрешностью δ( t ). В зависимости от способности человека, создавшего модель М р , погрешность δ( t ) будет иметь различные значения. Итак, модель М р зависит от человека θ ч , создающего эту модель, от его возможностей, в том числе состояния или уровня научных знаний З н , накопленных человечеством, информационного обмена между людьми и других факторов. В результате имеем Z р = f ( М р , М и , θ ч , З н , δ).

О том, как же наука строит Z р ( t ) или М р , хорошо сказал крупнейший американский физик Р. Фейнман: «Вот почему наука не достоверна. Как только Вы скажете что-нибудь из области опыта, с которым непосредственно не соприкасались, Вы сразу же лишаетесь уверенности. Но мы обязательно должны говорить о тех областях, которые мы никогда не видели, иначе от науки не будет проку… Поэтому, если мы хотим, чтобы от науки была какая-то польза, мы должны строить догадки. Чтобы наука не превратилась в простые протоколы проделанных опытов, мы должны выдвигать законы, простирающиеся на еще не известные области. Ничего дурного тут нет, только наука оказывается из-за этого недостоверной, а если Вы думали, что наука достоверна, Вы ошибались» [16]. Итак, задача науки – открывать новое, формировать новые законы, объяснять, почему в данный момент времени на выходе системы возникло именно это значение Z ( t ), а не другое.

Чем дальше мы проникаем в суть явления, тем сложнее становятся модели М и , тем тоньше явления, а сами процессы Z ( t ) более чувствительны к погрешностям, вносимым при построении М р . При этом необходимо каким-то образом обнаруживать эти погрешности, не имея возможности вскрывать часы, а также испытывая ограничения в точности существующих средств измерения. По этому поводу один из творцов квантовой механики В. Гейзенберг писал: «Микромир нужно наблюдать по его действиям посредством высоко совершенной экспериментальной техники. Однако он уже не будет предметом нашего непосредственного чувственного восприятия. Естествоиспытатели должны здесь отказаться от мысли о непосредственной связи основных понятий, на которых он строит свою науку, с миром чувственных восприятий. Наши усложненные эксперименты представляют собой природу не саму по себе, а измененную и преобразованную под влиянием нашей деятельности в процессе исследования… Следовательно, здесь мы также вплотную наталкиваемся на непреодолимые границы человеческого познания» [16].

Как много сказано о границах человеческого познания! Такие границы существуют и зависят от состояния науки на текущий момент времени; от финансовых возможностей человечества; от ограниченности срока жизни ученых и т. д. Об ограниченности познания можно говорить не только в микромире, но и в такой области, как авиация. Так, модель, описывающая движение самолета, существует, как правило, в эксплуатационной области состояния параметров движения и редко на границе критических значений этих параметров. Как только параметры движения или часть их превышают критические значения и самолет переходит, например, в штопор, надежные модели отсутствуют. При этом возникают чрезвычайно тонкие аэродинамические процессы, описать которые и тем более измерить в полете, т. е. предсказать полную картину движения самолета в таком режиме, сложно, как правило, невозможно.