Ася Энтова - Осознавая время. Сборник эссе

В идеале доплатоновская демократия ориентировалась не только на сегодняшний день, а на память поколений 40 40 Уже Аристотель считал демократию неправильным, выродившимся государственным устройством, при котором правит неимущее большинство ради собственного блага. Тогда, по его мнению, многие объединяются и становятся как единственный тиран. Он противопоставлял ей такое государственное устройство – «политию», при котором правление принадлежит большинству, избранному на основании некоторого ценза и пекущемуся о всеобщем благе. . Она давала возможность каждому через общественную жизнь соприкоснуться с вечностью. Выдающиеся могли проявить свои качества и стать героями, то есть заслужить бессмертие людской памяти и сравняться с бессмертными богами. Наравне с военной или спортивной победой таким деянием могли послужить уникальные речь, жест или поступок. Ценилось именно действие, выделяющее того, кто его выполнял, а не один только результат или достижение. Поэтому уважения заслуживал не удачливый купец и не искусный ремесленник – торговля и ремесло, возможно, приносили избыток, но они отнимали необходимое – время, которое можно было потратить на единственно достойную человека деятельность. Конечно, созданное произведение (например, скульптура) могли прославить своего автора, но все рукотворные вещи, как и люди, были преходящи. Только идеальный бессмертный полис, как сообщество людей, обладающих знанием и памятью, мог устоять перед напором времени.

Физическая красота свободного тренированного тела (скорее мужского, а не женского, предназначенного к размножению) так же, как и деяние, могла прославить владельца и выделить его из многих. Красота воспринималась не как уникальное сочетание личных черт 41 41 Например, скульптурные портреты героев, победителей олимпийских игр, которых благодарный полис хотел увековечить, не стремились отразить индивидуальные черты оригинала, а служили как бы олицетворением его облика, очищенного от всего временного и случайного. , а как отблеск гармонии, присущей бессмертным вещам. Это была эстетика, которая еще не отделилась от этики. Все бессмертное по мысли греков было совершенным, а некрасивость (неправильность, отклонение от совершенства) была следствием всего временного и случайного (ошибки природы или слабости или неразумия человека).

Пример таких идеальных умозрительных объектов давала математика и ее идеальные объекты, например, натуральные числа. Забавно, что греческие геометры не захотели принять идею иррациональных чисел, которыми измеряется, например, диагональ квадрата с длиной стороны, выражаемой обычным (рациональным) числом. По-видимому их оттолкнула кажущаяся неправильность, «некрасивость» или незаконченность иррационального числа, выражаемого бесконечной дробью, и они посчитали, что такое «уродство» не может описывать бессмертный космос и принадлежать бессмертному миру идей. Чтобы обойти эту проблему геометрические задачи решались при помощи построений и без участия арифметики 42 42 Бертран Рассел «История западной философии», Москва, 1993 г. Глава III. Пифагор. .

Цикличное существование бессмертного мира во многом объясняют игровую легкость греческой культуры, ее науки и философии 43 43 Описывая цикличность античной философии, Лосев предполагает, что мифологическая идея вечного возвращения, круговращения природы перешла в философию классического полисного периода. «Философия использовала ту же мифологию, но в отрефлектированном виде, …не в старой и наивной форме, а в форме логически разработанной теории» (Лосев «Античная философия истории») . Выигрышем в этой игре служила возможность проявить себя, прославиться и этим уподобиться на время или навсегда бессмертным богам. Жизнь, как игру, можно было вести только на условиях, что это либо приятно и интересно, либо предполагает возможность выигрыша. Больных или уродливых детей не оставляли жить не только от суровости условий, но по той же причине, что и врача, не могущего принести полное излечение, считали обязанным не лечить вовсе 44 44 В «Государстве» Платона отмечается, что врач, продлевающий жизнь больного, которому он не в силах вернуть здоровье, не понимает смысла своей профессии. . Существование больного или раба было чисто физическим или животным и не стоило того, чтобы его вел человек, обладающий свободой с ним покончить. Также и платоновский мир вечных идей мог включать человека, как болельщика, наблюдающего за игрой мирового духа, но не давал ему живого ощущения причастности и смысла его собственного существования 45 45 Рамбам в «путеводителе заблудших» подчеркивает такие важные отличия еврейской философии от греческой, как создание Богом вселенной для человека (часть 2, гл.13), и участие Всевышного в жизни каждого человека (часть 3, гл.16). .

Позднее, когда полис разросся и перестал обладать притягательностью закрытого клуба 46 46 Арендт в указанной выше книге цитирует Корнфорда: «Смерть Перикла и Пелопоннесская война знаменуют момент, когда люди дела и люди мысли начали идти разными путями, которым было суждено расходиться все больше и больше, пока стоический мудрец совсем не перестал быть гражданином своей страны и сделался гражданином вселенной». , когда искусство красиво говорить оторвалось от искусства красиво поступать, словом, когда обнаружились многие из симптомов тех проблем, от которых страдает современное демократическое общество, бессмертье однозначно стало связываться с миром идей. Переживший казнь учителя Платон еще пытается создать теорию (или, по выражению Лосева, отрефлектированную мифологию) правильного, вечного полиса в книге «Государство», но следующие за ним философы уже однозначно отвергают любую политическую деятельность, как недостойную, и полностью сосредотачиваются на размышлениях о вечных идеях. Во многом их рассуждения уже настолько близко подошли к еврейскому пониманию вечности, что средневековые христианские и еврейские мыслители свободно включали труды Аристотеля и неоплатоников в свои философские построения.

Еврейское понятие вечности как вневременного существования принципиально отличалось от бессмертия античности. Приобщиться к вечности было возможно в стремлении к вечному Всевышнему путем сознательных и конструктивных усилий. Еврейский Бог, в отличие от богов античности, существовал вне времени и пространства. Он создает эти две необходимые категории существования человека, как и самого человека с некоторой целью, и в этом его отличие от вечных божеств восточных культов, не являющихся, как правило, богами-демиургами и не предписывающих миру трансцендентную цель. В отличие от греков, оторвавшихся от мифологии природы и родовой общины в пользу «рукотворного» полиса, Авраам уходил «из страны своей, из дома отца своего» не для того, чтобы самому основать новый род или новую страну, но для того, чтобы положиться на волю Всевышнего. Уйдя от развитой мифологии космоса и социальных отношений, Авраам не оказался один на один с зияющей пустотой космической вечности. Его сопровождал Всевышний, его господин, собеседник и деловой партнер в предприятии по преобразованию этого мира.