Юрий Лифшиц - Рукописи горят, или Роман о предателях. «Мастер и Маргарита»: наблюдения и заметки

Писатели из МАССОЛИТа, упомянутые в романе, ничем не лучше тех, для кого они пишут. Но сперва надо сказать пару слов о самом МАССОЛИТе, одной из крупнейших, как сказано в романе, московских литературных ассоциаций. Традиционная расшифровка этой аббревиатуры исчерпывается двумя словами – МАССОвая ЛИТература. Однако иные бедовые истолкователи трактуют МАССОЛИТ как МАСонский СОюз ЛИТераторов. Ущербность такой интерпретации очевидна, поэтому не будем на ней задерживаться. Скорее масоном можно счесть как раз мастера, ибо члены масонских лож имели такие должности, степени или символические градусы, как Ученик, Подмастерье, Мастер и пр. Возможно, именно поэтому мастер в конце романа прощается с Иваном Бездомным как со своим учеником. Но на этой версии я не настаиваю.

Масса писателей, хотя и подразделяется на персоналии, выглядит и ведет себя именно как безликая масса, с идентичными помыслами и желаниями отнюдь не творческого характера. Писательская организация размещается в Грибоедове, названном так вследствие того, что «будто бы некогда им владела тетка писателя Александра Сергеевича Грибоедова». В этом доме нашли себе приют: «Рыбно-дачная секция», «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной», «Перелыгино» (речь идет о Переделкино, дачном литераторском поселке, куда стремились попасть все без исключения советские писарчуки), «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов», «Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)» и, само собой разумеется, «Квартирный вопрос», и в эту дверь «ежесекундно ломился народ». (Не этот ли «народ», испорченный, по словам Воланда, квартирным вопросом, в том или ином составе отправился на представление в Варьете?)

Даже при беглом взгляде на кабинетные вывески понятно: творчеством в Грибоедове и не пахнет. Все так называемые писатели обуреваемы иными эмоциями : стяжательством, рвачеством, желанием что-нибудь получить, как сейчас говорят, на халяву. Один выбивает деньги на «однодневную творческую путевку» (что можно сочинить за один день?); другой рвется на государственный кошт прожить, скажем, в Ялте от двух недель до целого года (в прошлые времена писатели разъезжали по стране и миру за свой счет); третьи пытаются получить дармовую бумагу и пр. «Всякий посетитель, – пишет Булгаков, – если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам – членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом».

Самому автору «Мастера и Маргариты» льготы от функционирующего в прошлом Союза советских писателей были заказаны, потому, быть может, писатель и не удержался от столь резкой оценки членов этой организации. В издевательском пассаже, приведенном выше, очень точно расставлены акценты: как раз талантом литераторы из «Мастера и Маргариты» обделены. Они все сплошь бездарны, завистливы, корыстны. На это указывает, скажем, эпизод с поэтом Рюхиным. И дело даже не в словах о нем Ивана Бездомного:

– Типичный кулачок по своей психологии… и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария.

Вот как Рюхин говорит о самом себе: «Никогда слава не придет к тому, кто сочиняет дурные стихи», – стало быть, бездарный. Вот что – о чугунном человеке (Пушкине): «Но что он сделал? … Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою…»? Не понимаю!.. Повезло, повезло… стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие… – значит, завистливый. И по приезде обратно в Грибоедов:

– Арчибальд Арчибальдович, водочки бы мне… – выходит, корыстный: я тебе помог сплавить Бездомного – расплачивайся, пират!

Примерно то же самое, судя по говорящим фамилиям и именам, можно сказать и о беллетристе Бескудникове, поэте Двубратском, авторе батальных морских рассказов Настасье Лукинишне Непременовой (псевдоним «Штурман Жорж»), новеллисте Иерониме Поприхине, критике Абабкове, Глухареве-сценаристе, маленьком Денискине, Кванте, литераторе Желдыбине, поэтессе Тамаре Полумесяц, Жуколове-романисте, Чердакчи, красавице архитекторе Семейкиной-Галл, писателе Иоганне из Кронштадта, режиссере Вите Куфтике из Ростова, виднейших представителях поэтического подраздела МАССОЛИТа, то есть Павианове, Богохульском, Сладком, Шпичкине, Адельфине Буздяк и других. (Иные истолкователи романа пытаются найти его персонажам реальные прототипы. Скажем, тот же Сашка Рюхин – предположительно популярный в те годы поэт Александр Жаров или Владимир Маяковский. Но параллели такого рода не входят в мою интерпретаторскую задачу.) Никаких текстов автор не приводит, о бездарности литераторов говорят, повторяю, их имена и их поведение, например, всеобщая пьянка в грибоедовском ресторане и следующая за ней коллективная пляска под разудалый фокстрот «Аллилуйя». Руководит (руководил) всем этим единообразным сообществом «не композитор» Михаил Берлиоз, и пару слов о нем я еще скажу.

Если попристальней всмотреться в текст романа, становится понятно, кто именно там предстает подлинным носителем зла, его воплощением, адовым отродьем, сеятелем неразумного, недоброго, невечного. Это – писатели, поэты, критики, сценаристы, «штукари из Варьете», работники зрелищной комиссии и пр. Это они не давали хода мастеру, пытавшемуся донести откровение о Понтии Пилате до широкого советского читателя; это они, щелкоперы и бумагомараки , травили мастера, безымянного автора романа в романе, чудовищными по своей глупости, невежеству и подлости статьями; это они, литераторы, довели его до сумасшествия, выхолостили разум, опустошили душу, довели до смерти. Не государство, не милиция, не органы госбезопасности, не партийные организации (об этих советских институтах Булгаков не говорит худого слова), а графоманы-литераторы, шире – интеллигенция, естественно, гнилая, бесплодная, жадная, бессовестная, безбожная, основавшая, если верить роману, своего рода секту, государство в государстве (разделившегося в самом себе?) и пользующаяся в результате этого водораздела неслыханными благами. Таких писателишек, таких жалких и ничтожных людишек и не жалко вовсе. Поэтому над ними всячески глумится и издевается бесовская босота и примкнувшая к ней Маргарита, сокрушившая пару квартир в доме Драмлита.

О Коровьеве-Фаготе, коте Бегемоте, Азазелло, Гелле и Абадонне говорить отдельно от Воланда не имеет смысла. Эти персонажи – производные от князя тьмы, и воспринимать их следует как одно с ним целое. О нем же – речь впереди.